Белая лебеда

И опять не подозревали, что все вокруг будет превращено в щебенку и прах, а вон те дома с балкончиками сгорят и окна будут темнеть жуткими глазницами. А эти девчушки все будут танцевать, презирая смерть.

Ручейки и потоки идущих, спешащих и бегущих люден превращались в приливы толпы, один из которых подхватил нас с Димой и принес к пристани.

У причалов стояли многопалубные пароходы и к ним с мешками и чемоданами неслись люди, а там, натолкнувшись на узенькие переходные мостики, охраняемые матросами, отскакивали, матерясь и кому-то грозя. Пароходы так хитро приткнулись к причалу, что, минуя мостики, на них не пройдешь. Дима, хмурясь, долго наблюдал за посадкой и предложил попробовать ночью как-нибудь пробраться на пароход. И мы пошли по пыльному, насквозь продуваемому ветрами городу. На базаре съели большой арбуз, доставшийся нам даром — полчаса подержали под уздцы норовистых лошадей, пока калмык сгружал с арбы арбузы. В основном же выручало сало, которым щедро снабдила нас Валя.

Долго искали военкомат. Длинный город. Куда ни идешь — справа или слева, совсем рядом видна широченная Волга. Веселый лейтенант сказал, что он может включить нас в команду, отправляемую в Астрахань. Только эта команда уже несколько дней ждет отправки, и неизвестно, когда погрузится на пароход.

И сколько можно бесцельно бродить по бесконечным извилистым улицам, застроенным мазанками. Ближе к пристаням и вокзалу встречались каменные и кирпичные дома, с колоннами и стрельчатыми башенками.

К ночи набежали тучи и посыпал мелкий дождь, на пристанях приутих гвалт, люди попрятались под крышу, а мы с Димой забрались под один из причалов и, цепляясь за перекладины, добрались до парохода. Нам казалось, что кожух, ограждающий рабочее колесо с плицами, можно достать рукой, но в темноте все было обманчиво, и Дима едва не поплатился за ошибку, оскользнувшись и повиснув над водой. Я помог ему подняться. Мы долго лазили по перекладинам, которые скрепляли сваи, забитые в прибрежное дно, пока не наткнулись на слабо прибитую доску и оторвали ее. Доска едва достала до окна в кожухе, но мы сумели по ней перелезть на пароход. На палубе кто-то испуганно ойкнул и метнулся к сложенным мешкам и кулям.

— Ты кто? — строго спросил Дима.

Девушка была в мужском пиджаке, узкой юбке и белой кофточке.

— Я Ирма… — почему-то тихо прошептала она. — А вы «зайцы»?

— Угадала, — снисходительно улыбнулся Дима. — Куда пойдет пароход?

— В Астрахань. Ой, как интересно «зайцами»! А я из трюма… Там найдется местечко…

— Молодец, Ирма! Люди должны помогать друг другу, — похвалил Дима девушку и притронулся к ее руке. — Ирма… Какое чудесное имя… Ты немка?

— Да… мы из-под Энгельса эвакуируемся…

— Вот как? Ну, что ж… Тогда веди в свой трюм…

Нам некогда было задаваться вопросом, почему эвакуируют немцев Поволжья, если от них до фронта несколько сот километров.

На ночь мы устроились, можно сказать, роскошно — на полу, под нижними сиденьями, могли вытянуться во всю длину. Пароход тихо тронулся, застучала машина и захлопали плицы. Утром мы с Ирмой пробрались на верхнюю палубу, устроились на диванчике и до самой Астрахани проговорили. Ирма оказалась славной девушкой, глаз с Димки не сводила и, казалось, уже готова была всем для него пожертвовать. Ему хватило полдня, чтобы покорить еще одно женское сердце. Это какое-то безобразие! Нет, други, я так не могу…

— Ирма, ты еще ни с кем из парней не… дружила? — нахально закинул удочку мой лучший друг. Девушка быстро оглянулась на меня, и в ее чудесных серых глазах затрепетало смятение. — Кольча, мой друг, ничего не бойся…

— А не кажется ли тебе, Дима, — справилась со смущением Ирма и воинственно тряхнула своими воздушными волосами, — что это слишком?

— Вот так, Димча, — деревянно засмеялся я. — Любопытство не порок…

— Я к тому сказал это, Ирма… потому, что, может, никогда с тобой не увидимся… На войну мы с Кольчей уходим…

Больше я не мог вытерпеть Димкину игру, ушел на другую сторону палубы и далеко впереди увидел белую уступчатую полосу. Вот и Астрахань! Волга здесь так разлилась, что едва виднелись берега.. Появились парусные лодки, пыхтящие катера и густо дымящие пароходики, тянувшие баржи.

Мы помогли Зауэрам сгрузиться, и, видя наше старание, полноватый, подтянутый, с аккуратно подстриженными усами Ганс Карлович говорил бодрым голосом: «Очень хорошие молодые люди! Очень!..»

Мы позавтракали с Зауэрами м двинулись в военкомат. Мешки с вещами и плащи на всякий случай прихватили с собой. Но Дима не прощался с Зауэрами, пообещав прибежать, если нас возьмут на войну.

Лысый, сивоусый капитан хмуро рассмотрел наши паспорта — квадратные листы из синеватой гербовой бумаги с фотографиями, — затем вернул их и скучливым голосом предложил зайти через неделю. Во дворе военкомата строились команды, и молодые лейтенанты куда-то их уводили…

Мы бесцельно бродили по пыльным улицам, плутали по мостам, перекинутым через рукава и рукавчики дельты; забрели на рыбный рынок, потолкались на барахолке; не без трепета душевного взирали на угрюмый кремль с высокими стенами.