Белая лебеда

Все вокруг грохотало, гул заполнил небо и город, над головами проносились самолеты с крестами на крыльях. На глазах разваливались дома, мы выскочили на набережную, прямо перед нами раздался страшный взрыв, и меня подбросило в воздухе. Когда очнулся, увидел, что мы с Димой лежим неподалеку от горящего дома, в окнах которого гудит и бьется яростное пламя. Я растолкал друга и выволок его к воде.

Вокруг беспрерывно грохотало, ревели самолеты, падающие в пике, черный дым разъедал глаза и першил в горле, от жара горящих домов, казалось, лопнет кожа на лице. По улице бежали старики, дети и женщины с раскрытыми в крике ртами и выпученными от ужаса глазами. Многие тут же поглощались обрушивающимися стенами домов. Мы с Димой мчались как угорелые, свернули в первую попавшуюся, еще не заваленную улицу, но впереди как прах оседали дома от страшных взрывов. Мы с разбегу свалились в только что образовавшуюся воронку и, пропадая от кашля — так сильно першил в горле туман тротиловых взрывов, как слепые кутята лезли вверх, лишь бы не сидеть на месте. Кругом лежали убитые и раненые, красная мостовая хлюпала под ногами. Мы задыхались от гари и огня, у нас горели щеки, трещали волосы. А грохот и визг нарастали с каждой минутой. В небе мелькали, пикировали десятки, сотни самолетов!

И вот Волга! Она вся, сколько можно охватить взглядом, усеяна людьми. Взрослые и дети бросались в воду, беспомощно барахтались, пытались спастись от огня и бомб, но крестоносные самолеты, сменяя друг друга, почти над самой водой неслись и расстреливали, убивали… То здесь, то там в небе вспыхивали самолеты и факелами падали в ими же разведенное пожарище…

Дима стащил меня по длинной лестнице на берег, и тут мы заметили небольшой акведук — стрельчатую арку под насыпью. Арка была хотя и невысокой, но бетонированной и надежной. И все под ней забито людьми. Но и нам нашлось местечко. Сгорбившись, под аркой можно было перевести дух.

Когда стало вечереть, наверху немного затихло, хотя все еще ревели самолеты и раздавались взрывы, мы выбрались из своего укрытия, глянули вокруг и оцепенели. Город лежал в развалинах, которые курились черным дымом. Лишь кое-где возвышались стены отдельных домов. Подавленные картиной разрушения, мы с трудом перебирались через завалы. Много попадалось убитых. Но уже появились отряды дружинников и принялись убирать мертвых. Налеты стервятников продолжались, но жители с узлами и тележками потянулись к переправам. По Волге текла горящая нефть, плыли остатки плотов, бревна.

У вокзала набрели на уцелевший фонтан. Нетронутые гарью скульптурные девчонки, взявшись за руки, плясали вокруг слабо бьющих струй воды, к которым мы жадно приникли.

Надвигалась ужасная ночь, немцы продолжали бомбежку, и мы уже отчаялись выбраться из города. Брели по берегу мимо пылающих барж и складов. За городом наскочили на нашу полуторку. Ежков и шофер меняли заднее колесо, изрешеченное осколками. Запасливый старшина поделился с нами хлебом. Добравшись до расположения артполка, с тревогой на сердце поняли, что опоздали. Пустые бараки, всюду мусор и хлам, какой остается после людей, поспешно покинувших свое пристанище.

Весь день прислушивались к сильнейшему грохоту в Сталинграде, в смятении бродили по территории полка. Ночью за нами пришел связной, и мы на пароме переправились на тот берег. Еще день скрывались в кустах, которыми густо заросли берега Ахтубы, бокового рукава Волги, начинающегося у Сталинграда. Через день мы догнали своих.

Почему мы уходили из Сталинграда?

Низко над песками Приахтубья висела луна, похожая на раскаленную сковороду, медленно летали большие ночные птицы, а далеко, в северной стороне грозовое небо в сотнях разрывов зенитных снарядов. Сталинград защищался…

Я с Димой, да и старшина с шофером, попавшие под бомбежку, никак не могли прийти в себя. Разрывы, падающие в пике самолеты, горящая Волга и убитые среди разрушенных домов все еще стояли перед глазами. Первый день только и было разговоров, кто и где спрятался и что видел. Затем Андрей Касьянов и Петр Коноваленко рассказали, как они ночью переправлялись через Волгу и Ахтубу, как фрицы вешали фонари и обстреливали паромы с бреющего полета. Но вот кто-то затянул: «Распрягайте, хлопци, коней…», и все дружно подхватили песню. Я встрепенулся и тоже стал подтягивать своим глухим, совсем ослабевшим от пережитого страха голосом.

Наш взвод шел первым не только в батарее, но в полку и артбригаде. Только дозор постоянно маячил впереди. А за нами на многие километры растянулись батареи двух учебных полков.