Белая малина: Повести

В прошлом году в это же время Хадзыбатыр сдал свои документы в джермецыкскую школу. Это русская школа. Я тоже было загорелся. Да и Хадзыбатыр изо всех сил уговаривал меня: мол, русский язык будем лучше знать.

Это Хадзыбатыр не сам придумал, это его отец Аштемыр так захотел. Стоило ему услышать, что племянник учительницы Фатимы поступил в русскую школу, как и Аштемыр заторопился. Он даже и слушать не хотел о том, что племянник Фатимы и до этого учился в русской школе. Теперь его мать лежит в больнице, и мальчику нельзя одному оставаться в городской квартире. Поэтому его тетя Фатима привезла к себе. Она бы его и в нашу школу отдала, но он плохо знает осетинский язык.

«Чем он лучше тебя?» — сказал сыну Аштемыр с присущим ему высокомерием.

И отправился к Хаджумару за документами сына.

Хаджумар пытался его отговорить:

«Хадзыбатыр не владеет русским языком. Трудно ему там будет».

То же самое ему говорили и в Джермецыкке, но он никого не стал слушать, и Хадзыбатыр поступил в русскую школу.

Пример Хадзыбатыра соблазнил и меня. Я завидовал ему, когда он уходил в школу в Джермецыкк. А особенно когда он начинал рассказывать о своих новых друзьях — русских мальчиках.

Конечно, после семилетки я бы тоже перешел в эту школу, и так было бы правильнее, потому что я к тому времени лучше овладел бы русским языком. Но два года ожидания показались мне целой вечностью. Учиться в Джермецыкке — мечта не только ребят, родителям тоже хочется, чтобы их дети как можно раньше выучили русский язык. Почему₍-то им кажется, что все владеющие русским языком после средней школы обязательно поступят в институт, постигнут высоты наук, выйдут в большие люди.

А наверно, это не совсем так. Ведь многие девушки и гоноши из Джермецыкка, окончив среднюю школу, не поступают в вузы, так же как и мои односельчане.

Тут главное — хорошо учиться.

Да я и не думал об институте. Просто мне хотелось поскорей выучить русский язык. Пусть мне завидуют!

А было так. Из Джермецыкка пришел один русский, хотел купить у нас теленка. И как же неловко мне было идти за учительницей Фатимой — без переводчика мать никак не могла объясниться с этим человеком.

Сначала Дзыцца и слушать не хотела о Джермецыкке. Но когда я рассказал ей о Хадзыбатыре, она согласилась пойти со мной в школу к директору. Один-то я не осмелился.

Хаджумара мы встретили во дворе школы. Он был в темно-зеленом кителе, в синих галифе. На голове фуражка с лакированным козырьком. Начищенные сапоги блестели. В одной руке у него была папироса, в другой — коробка спичек.

Поздоровались.

— Вот захотел в Джермецыкскую школу, — помолчав, сказала Дзыцца.

Хаджумар прикусил нижнюю губу. Оглядел, будто видит впервые, здание школы, закурил.

— А своя, значит, разонравилась?

Дзыцца не нашлась что ответить. С этим мы и вернулись домой.

Сначала мне было обидно. Но когда Хадзыбатыр через несколько месяцев отказался ходить в Джермецыкк, я успокоился. Прав был Хаджумар — своя школа не хуже.

Сегодня мы с Жамират работу закончили пораньше. Дудтул совсем поправился. Последнее время и на ночь оставляю его у себя дома. А во двор въезжаю не с пустой арбой. Сколько травы привез корове! Да и дров понемногу заготовил на зиму. На всю зиму, правда, не хватит, придется еще и кизяк запасать. Но слишком тяжелый груз на Дудтула я никогда не взваливал. Жалел его. Не то что наш бригадир Гадацци…

Как-то раз он послал меня на мельницу. После работы. «Привези, — говорит, — муки». Как будто утром нельзя было сказать — я ведь с работы мимо мельницы проезжаю. Захватил бы муку по пути и не пришлось бы еще раз гонять усталую лошадь.

Но нет, Гадацци не такой, ему надо проявлять свою власть. Из-за его прогнившей кукурузы мы с Дудтулом должны специальный рейс сделать. А то, что кукуруза гнилая, я от него самого слышал. Эта мука им нужна для самогона. Я очень тогда разозлился, но вслух ничего не сказал.

Поехал. На краю села я догнал Бимболата. Он тоже на мельницу направлялся.

— Куда это ты, Казбек, на ночь глядя?

Я сказал. Он тоже рассердился на Гадацци.

— Вся их родня такая, — сказал Бимболат, — я их всех хорошо знаю. И отец такой был. А дед — так тот славился своей жестокостью. А Гадацци им подражает. Можно бы и завтра привезти этот мешок. Или он боялся, что до утра не доживет?

Бимболат не хотел садиться в повозку. Но я его уговорил.

Приехали. Но тут оказалось, что кукурузу Гадацци еще и не мололи. Ну разве нельзя было узнать прежде, чем посылать человека? Ведь он с работы мимо мельницы шел, мог бы спросить. Но где там! Боится свою честь уронить. Вроде бы с него погоны сняли, если бы он лишний раз поговорил с мельником!

Но все-таки приехали не зря, погрузили муку Бимболата.

Уже совсем стемнело, когда мы вернулись в село. Уже и лампы зажгли. Только в окнах Цымыржа нет света, будто вечер к ним приходит позже, чем к другим. Вечно он с женой из-за этого ругается. «Не умеешь, — говорит, — керосин экономить!» А что однажды у него с сыном получилось… Об этом все село знает.

Как-то зимним днем Цымыржа сидел дома около горящей печки. Скрутил цигарку. В это время из школы вернулся сын.