Белая Мария

Большая была мельница, поставлена еще до Первой мировой. Машины — самых лучших фирм: с фабрик Хартвига (Варшава-Прага, Широкая улица) и Прокопа в Пардубице. Мотор на весь город было слышно, размеренное такое пуфф-пуфф, и все знали: мельница Скальского работает.

Немцы стреляли по мельнице из пушки, но промазывали. Орудие стояло в Козенице, а за мельницей, в ольшанике, сидел фольксдойче и наводил по радио. Один снаряд попал в пруд, второй — на луг, третий… третий он навести не успел: люди его нашли и прикончили.

Поручик появился на мельнице после войны, из Люблина[51] приехал, из ПКНО[52]. В мундире Первой армии[53], в конфедератке[54], естественно, но с орлом без короны.

Он не высокий был. Не сказать, что худой. Не очень молодой. И не мельник, но очень был добросовестный: слушая объяснения пана Скальского, как прилежный ученик, все записывал в тетрадку.

Зерно взвешивается и засыпается в насыпы, говорил пан Скальский.

…насыпы, записывал поручик.

Насыпов три, один для муки и два для дерти.

…для чего? — не понимал поручик.

Для дерти. Дерть — дробленое зерно, с отрубями, скотине в корм. Зерно в ведерках едет наверх…

Пан Скальский и поручик поднимались наверх и осматривали решёта, которые просеивают, обрушку, которая обдирает, и очиститель, который очищает, пока не останутся ядра с бороздкой.

Пан Скальский показывал ядро и бороздку, а поручик зарисовывал в тетрадке.

Потом зерно падает на вальцы, и получается мука, которая отправляется в путь — видите? Сверху вниз и снизу вверх, и снова вниз, и усредняется, поскольку первая — самая лучшая, последняя — самая худшая, так что нужно смешать и усреднить.

Недолго поручик пользовался тетрадкой. Месяца два, от силы три.

Восемнадцатого марта он возвращался домой — жил рядом, у работника с мельницы…

Стреляли, стреляли.

Убеки в аковцев. Аковцы в убеков и предателей. Один застрелил девушку из АК, потому что она пошла работать в милицию. Во ржи, в поле. Другой (как оказалось, по ошибке) — столяра, прямо за верстаком. Третий — поручика. На мосту через Залесянку. А потом начали вешаться. Тот, который девушку. Тот, который поручика. Тот, что по ошибке.

В основном на чердаках.

Совесть их мучила, что ли[55].

9. Ветеран

Вис… как?

Вислицкий, Вислицкий… Понятия не имею. Мельница?

Мельница — э, нет, мелковато. Фольксдойче — да, убек — да, но мельница… мелковато для нас[56].

мельница — э, нет, мелковато

Если б он гнобил кого, тогда конечно, а так — нет. Не слыхать было, чтобы гнобил.

Вис… — как?

Нет, не слыхать было.

Дом не знаю чей. Еврейский.

В правлении выдали ордер. Откуда мне знать, никто не объявился, вон они все, эти дома.

Есть у меня на фото евреечки. К примеру, Поврозник. Тридцать седьмой год, седьмой класс.

Красивая была.

Поврозник.

Один выжил, приходил даже, но не мой, у них на Канавной был дом.

А Поврозник не выжила, нет.

10. Дочь

Мельница останется. И хата мельника, где жил поручик. Хата будет стоять пустая, а мельницу продадут. Ее купит местный предприниматель и устроит лофты — ресторан и гостиницу.

Рядом вырастет трехэтажный дом — дочери мельника. Который вообще-то ей не отец. Сын мельника сказал: отец — я, и с тех пор уже было не разобраться. Мать позвала ее перед смертью, хотела что-то сказать, но не успела, а дочку будто током прошибло, ледяным током. На самом деле она была ей не мать. Настоящая мать у нее на двух фотографиях. На одной — молоденькая прислуга мельника в белом платочке. На второй ее не видно, она в гробу. Они оба, мельничиха и мельник, хорошие были люди, но теперь уже все равно не разберешься.

Дом построит муж. Двенадцать комнат, один только ливинг рум — шестьдесят метров. Такой не обогреешь, на зиму нужно не меньше пяти тонн, а тонна угля — восемьсот злотых.

Она будет жить одна, одна-одинешенька. В двенадцати комнатах плюс ливинг рум. Муж и дочка останутся в Америке. Приедут, конечно. Первую неделю будут акклиматизироваться. На второй скажут, что им скучно, на третьей начнут собираться обратно.

Зять будет с Филиппин. Пожарный. Одиннадцатого сентября его сдуло под машину. Из всей команды только его, поэтому он остался жив, только он.

Конечно, они позвонят. Спросят, что в городе, ответ слушать не станут — какое им дело, что в городе. Что в Америке? — спросит она у них.

Дочка скажет, что у мужа нервы совсем никуда. Сны ему снятся. Снится воздушная волна, которая швыряет его под машину.

11. Поручик