Белая Мария

Фон Ц. был немец, граф и живописец. Жил в приморской местности. Было ему под шестьдесят. Высокий, худой, говорил мало, много курил, гулял с собаками по пляжу и смотрел на море.

Охотнее всего он рисовал солнце — восходы и закаты, но и весенние волны, и осенние штормы, приливы, отливы, дюны, каменистые пляжи… Рисовал Иисуса, идущего по волнам, а также маршала Роля-Жимерского[9]. Маршала без волн и размером пятьдесят на тридцать шесть сантиметров. Ленин, Сталин и Берут были побольше: пятьдесят четыре на семьдесят четыре каждый.

Около Ленина, Сталина и Берута[10] в перечне работ Эрика фон Ц. можно увидеть пометку: по заказу Управления общественной безопасности.

Стало быть, портреты заказывал Я.Ш. Платил, надо думать, прилично, и художнику хватало на краски. На спиртное, может, и не хватало, но бутылку Я.Ш. приносил с собой.

Он часто приходил, обычно вечером.

Выпивали. Разговаривали. Умолкали. Выпивали…

О чем они могли разговаривать — немецкий граф и польский офицер госбезопасности?

О термитках? Об особых заданиях? Но фон Ц. не воевал, староват был, к тому же у него была астма. Кажется, он копал рвы в каком-то лагере. Зато мог упомянуть двоюродного брата, Йоахима фон Ц., сокращенно Йохи. Тот тоже был граф, но по убеждениям левый и водил дружбу с другими левыми, например, с Есенской[11].

С кем? — мог в этом месте спросить Я.Ш.

С Миленой, приятельницей Кафки.

Чьей приятельницей? — мог допытываться Я.Ш., потому что ни в семилетке в Накле, ни на кулинарных курсах, которые он закончил, про Кафку им не рассказывали.

Кузен Йохи помогал евреям — фон Ц. перешел на почву, на которой собеседник чувствовал себя гораздо увереннее. Когда Гитлер занял Чехословакию, Йохи вывозил их в Польшу.

Упоминание о евреях могло кое о чем напомнить Я.Ш. Например, он мог сказать: «и я…» Или: «и у нас…», либо даже: «была однажды такая история…»

Нет, ничего этого он не сказал. Какое было дело графу до несостоявшихся крестин? У него хватало своих забот. Граф боялся, что его выселят. Что не дадут гражданства, даже права на проживание не дадут. Что не впустят Гизелу, его дочь. Что узнают про парабеллум. А больше всего он боялся худшего: разлуки с морем.

больше всего он боялся худшего: разлуки с морем

Я.Ш. ему помог. Во всем.

Граф остался в Польше.

Из Германии приехала Гизела. Она была медсестрой, ее взяли на работу, Я.Ш. попросил заведующего больницей.

И только этот парабеллум… Граф спрятал, Я.Ш. не сообщил. А еще эти вечерние разговоры… Агент С-10 не сомневался: немецкого графа и польского офицера госбезопасности могло связывать только одно — шпионская сеть.

Я.Ш. арестовали.

Он сдал дежурному партийный билет, фотографию жены — хрупкой шатенки с правильными чертами лица, из которой сегодняшние визажистки сделали бы настоящую красавицу, — и ежедневник на 1952 год. Это был плохой год для друзей Я.Ш., подпольщиков-коммунистов, но в его деле прокурор не усмотрел состава преступления. Довоенный парабеллум спрятал от Красной армии немощный старик, а что касается шпионской деятельности (продолжал прокурор), то не обнаружено «моментов, которые указывали бы…».

Я.Ш. получил обратно партбилет, фотографию и ежедневник и явился к своему начальству. Увы. Шпионом он, возможно, и не был, но проявил преступную бездеятельность.

На этот раз потребовалось сдать уже всё. Офицерские мундиры, дерюжный ремень, кожаный портфель и кокарду, одну штуку. И дать обещание не разглашать секретную информацию. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Текст был на листочке, достаточно было поставить подпись.

Миссия, возложенная на Я.Ш. генералом Мареком, была завершена.

10. Марек — продолжение

Май был теплый, цвели форсиции и сирень, служба у Я.Ш. теперь была гражданская, в порту, наконец-то у тебя появилось свободное время, радовалась жена. В кино шло «Сказание о земле сибирской»[12]. Они купили билеты, жена надела летнее платье. Погас свет, и началась хроника.

Они увидели зал суда. Закадровый голос сообщил, что в Варшаве продолжается процесс генералов, показания дает свидетель, генерал…

Перед судейским столом стоял Марек. Худой, грустный, со страхом в глазах говорил о предательстве. Предатели, повторял…

Кто? — не поняла жена.

Тихо, шепнул Я.Ш.

В наших рядах имел место заговор… — продолжал Марек.

Что имело? — шепнула жена.

Тише, ну пожалуйста…

Свидетель подтвердил все пункты обвинительного акта, объявил диктор.

Господь милосердный, шептала жена.

Начался фильм. На экране появился актер, в которого были влюблены все сотрудницы Управления госбезопасности, — Владимир Дружников.

(Отказываешься ли ты?.. Как там было? — спросил Я.Ш.

Был вечер, они возвращались со «Сказания о земле сибирской».

Она не поняла.

С сатаной этим… Отказываешься…

Отрекаешься. Отрекаешься ли ты от злого духа. Почему ты спрашиваешь?

И… от чего еще?

И всех дел его… Зачем тебе это? Что тут смешного?

Он смеялся все громче.

Имело место предательство… Отрекаюсь.

Имел место заговор… Отрекаюсь.

Перестань, испугалась жена, но на улицах было пусто и темно.)