Белая масаи. Когда любовь сильнее разума

При первых лучах солнца я встаю в полном изнеможении. Брызгаю водой на опухшее лицо. Затем иду в домик Присциллы. Он не заперт, значит, хозяйка дома. Стучу и тихонько зову: «Это Коринна, пожалуйста, открой. У меня большая проблема!» Присцилла открывает сонная и осоловело смотрит на меня. «Где Лкетинга?» – спрашивает она. Сдерживая слезы, я все ей рассказываю. Она внимательно слушает, одеваясь, и просит подождать, пока она сходит к масаи, чтобы посмотреть, что там и как. Возвратившись через десять минут, она говорит, что надо ждать. Его нет, он там тоже не смог спать и убежал. Он обязательно придет, в противном случае его пойдут искать. «И что он забыл там, куда убежал?» – в отчаянии спрашиваю я. Без сомнения, пиво и мираа послужили причиной душевного расстройства. Следует запастись терпением.

Но Лкетинга не появляется. Я возвращаюсь в нашу хижину и жду.

Часов в десять два воина приводят Лкетингу. Он едва жив. Его руки беспомощно лежат на их плечах. Воины затаскивают его в дом, кладут на кровать. Идет оживленный разговор, и меня бесит, что я ничего не понимаю. Он лежит, безразлично глядя в потолок. Я говорю с ним, однако он меня явно не узнает. Лкетинга смотрит сквозь меня, его тело покрыто испариной. Я на грани паники, потому что не могу ничего понять. Воины тоже в растерянности. Его нашли в лесу, под деревом, и говорят, что он был совершенно не в себе. Я спрашиваю Присциллу, не вызвать ли врача, но она отвечает, что здесь, на Диани-Бич, есть только один врач и что он сюда не придет. Нужно идти самим, но сейчас это невозможно. Лкетинга снова засыпает и бредит о нападающих на него львах. Он набрасывается на незримых львов, и двум воинам приходится крепко его держать. Это зрелище разбивает мне сердце. Куда делся гордый и счастливый масаи? Мне остается лишь плакать. Присцилла недовольна: «Это нехорошо! Плакать надо, только если кто-то умирает».

Лкетинга приходит в сознание лишь к вечеру и смотрит на меня с изумлением. Я счастливо улыбаюсь и осторожно спрашиваю: «Милый, ты меня помнишь?» – «Помню, Коринна», – тихо отвечает он, глядя на Присциллу и спрашивая, что происходит. Они разговаривают. Он качает головой и не верит своим ушам. Я остаюсь с ним, пока остальные занимаются своими делами. Он голоден, но у него боли в животе. Когда я спрашиваю, не купить ли мяса, он отвечает: «О да!» Я мчусь к мясной палатке, потом обратно. Лкетинга спит. Примерно через час, когда еда готова, пытаюсь его разбудить. Открыв глаза, он смотрит на меня в недоумении. Он не может понять, где он, и грубо спрашивает, кто я такая и что мне от него нужно. «Я Коринна, твоя девушка», – звучит мой ответ. Он не верит. Я впадаю в отчаяние, тем более что Присцилла еще не вернулась с распродажи платков канги[9] на пляже. Я прошу его съесть что-нибудь. Лкетинга злобно ухмыляется. Он не притронется к этой так называемой еде, ибо уверен, что я хочу его отравить.

Я уже не в силах сдерживать слезы. Заметив это, он спрашивает, кто умер. Чтобы сохранять спокойствие, начинаю молиться вслух. Наконец возвращается Присцилла, и я веду ее к больному. Она также пытается поговорить с ним, но тщетно. Через некоторое время женщина восклицает: «Он сошел с ума!» По ее словам, многие мораны, воины, прибывающие на побережье, сходят в Момбасе с ума. Надо заметить, ему очень худо. Не исключено, что его свел с ума кто-то другой. «Что? – заикаюсь я. – Но кто? И как такое возможно?» Я говорю, что не верю в подобные вещи. «Здесь, в Африке, тебе нужно еще многому научиться», – замечает Присцилла. «Мы должны помочь ему!» – умоляю я ее. «Хорошо!» – обещает она. Она пошлет кого-нибудь на северный берег за помощью. Там много воинов масаи. У них есть «главный», который должен решить, что делать.

Около девяти вечера к нам с северного побережья приходят два воина. Хотя мне они не особенно нравятся, я рада, что хотя бы что-то происходит. Они разговаривают с Лкетингой и растирают ему лоб какими-то сушеными цветами с сильным запахом. Лкетинга отвечает вполне вменяемо. Я с трудом могу в это поверить. Буквально недавно он бредил, а сейчас его речь спокойна. Я готовлю всем чай. Я не понимаю, о чем они говорят, и чувствую себя беспомощной и лишней.