Туристы то и дело приглашали нас в бар. Пару раз я соглашалась, но потом мне это надоело: торговать было куда интереснее. Лкетинга остался в баре с двумя немцами, и я время от времени посматривала в их сторону. Заметив, что Лкетинга пьет пиво, я пришла в ужас, ведь воинам пить запрещалось. Масаи с побережья иногда нарушали это правило, но Лкетинга лишь недавно приехал из округа Самбуру и к алкоголю совершенно не привык. Я обеспокоенно спросила: «Дорогой, ты почему пьешь пиво?» Он лишь рассмеялся: «Меня угостили друзья». Я сказала немцам, чтобы они сейчас же прекратили его угощать, потому что он алкоголь не пьет. Они извинились и попытались меня успокоить, сказав, что он выпил только три кружки. Только бы ничего не случилось!
Продажа постепенно подошла к концу, и мы упаковали оставшиеся вещи. На улице перед отелем масаи делили полученную выручку. Я проголодалась, устала от жары и постоянного стояния на ногах, мне очень хотелось домой. Лкетинга, слегка подвыпивший, но по-прежнему веселый, решил с несколькими масаи поехать ужинать в Укунду. Продажа прошла отлично, все заработали денег. Я разочарованно вернулась в деревню одна.
Позднее я поняла, что это была большая ошибка. Через пять дней истекал срок действия моей визы. Об этом я случайно вспомнила по дороге домой, и вместе с Лкетингой решила поехать в Найроби. Меня бросало в дрожь при мысли о дальней поездке, а еще больше при мысли о кенийских чиновниках! Все будет хорошо, успокаивала я себя, открывая дверь в нашу хижину. Я приготовила немного риса с помидорами, больше у меня ничего не было. В деревне царила полная тишина.
Некоторое время назад я заметила, что, после того как мы с Лкетингой вернулись в Момбасу, в наш дом перестали приходить гости. Я немного скучала по веселым вечерам, проведенным за игрой в карты. Присцилла тоже куда-то ушла, так что я легла на кровать и начала писать письмо маме. Я рассказала ей о нашей спокойной жизни и сообщила, что счастлива.
В десять часов вечера Лкетинга еще не вернулся. Я стала беспокоиться, но вскоре все же заснула под мирный стрекот сверчков. Незадолго до полуночи дверь резко отворилась, и на пороге возник Лкетинга. Он посмотрел сначала на меня, затем оглядел всю комнату. Черты его лица заострились, от былой веселости не осталось и следа. Он жевал мираа, и на мое приветствие ответил: «Кто здесь был?» «Никого», – ответила я. Мое сердце бешено забилось. Он еще раз спросил, кто только что вышел из дома. Я раздраженно повторила, что здесь никого не было, а он, все еще стоя на пороге, заявил, что знает, что у меня есть любовник. Этого еще не хватало! Я выпрямилась на кровати и гневно посмотрела на него: «Как только тебе такое в голову могло прийти?» Он ответил, что все знает, в Укунде ему рассказали, что ко мне каждый вечер приходил новый масаи. Они сидели у нас с Присциллой до ночи. Все женщины одинаковые, я каждый день с кем-то спала!
Шокированная его грубостью, я больше ничего не понимала. С большим трудом я его наконец нашла, мы провели вместе две замечательные недели, и теперь это.
Должно быть, пиво и мираа помутили его разум. Чтобы не разреветься, я взяла себя в руки и спросила, не хочет ли он чаю. Он отошел от двери и сел на кровать. Дрожащими руками я разожгла огонь, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Он спросил, где Присцилла. Я этого не знала, в ее доме было темно. Лкетинга злобно рассмеялся и сказал: «Наверное, она пошла на «Буш Бейби Диско», чтобы подцепить какого-нибудь белого!» Я едва не рассмеялась, представив себе тучную Присциллу на дискотеке, однако из осторожности промолчала.
Мы выпили чаю, и я осторожно спросила, как он себя чувствует. Он ответил, что нормально, только сердце колотится как бешеное и кровь бурлит в жилах. Я не знала, что стоит за этими словами, и по-прежнему ничего не понимала. Он то ходил кругами по хижине, то выходил на улицу и бегал по деревне. Затем он внезапно остановился и стал жевать свою траву. Выглядел он крайне беспокойным. Если бы я знала, как ему помочь! Мираа в таких количествах ему явно вредила, но не могла же я ее у него отнять!
Через два часа он сжевал всю траву, и я стала надеяться, что он ляжет спать и утром проснется другим человеком. Он действительно лег в постель, но никак не мог найти себе место. Дотронуться до него я не решалась и тесно прижалась к стене, радуясь, что кровать такая широкая. Через некоторое время он вскочил и сказал, что больше не может спать со мной в одной постели. Он добавил, что его кровь пульсирует как сумасшедшая и ему кажется, что его голова скоро взорвется. Ему нужно срочно на улицу. Я в отчаянии спросила: «Дорогой, куда ты идешь?» Он ответил, что пойдет спать к другому масаи, и исчез. Я чувствовала одновременно и подавленность, и гнев. Что они сделали с ним в Укунде? Ночь показалась мне бесконечной. Лкетинга не возвращался. Я не знала, где он спал.
Больная голова