Белая мель

Щенок побежал лаять на приезжих. Голоса поутихли, но быстрый ритм джаза был настолько неуместен здесь, в этой тишине, в которой хотелось лежать, думать, прислушиваться к голосам птиц и смотреть в небо, что хотелось встать, схватить этот орущий ящик и швырнуть в воду. Хаотичные звуки били по голове, и все мысли мгновенно исчезали, оставив взамен раздражение и тоску по тем местам, куда бы можно было приехать и побыть одному.

Он вначале позвал собаку, прикрикнул на нее, а после отодвинулся от Юлии, заворочался. Заворочался и встал. Надо было подойти к этим приезжим и сказать им, что они не одни здесь и если приехали, так, будьте добры, потише, кто-то ведь приехал раньше, разбил лагерь и перед утренней зорькой отдыхает.

Щенок все потявкивал — не мог угомониться. Кто-то из приезжих рубил тальник — очевидно, на колышки для палатки. Надев телогрейку и сапоги, Артем обошел стог соломы. В полосе света от фары мотоцикла двое ставили палатку.

— Вам помочь? — спросил Артем не очень дружелюбным голосом.

— Спасибо, Артем Сергеевич, — обрадовался и, бросив заниматься палаткой, подошел к Петунину. — Добрый вечер, Артем Сергеевич! Ну, как поохотился?.. То-то я весь вечер рвался сюда, а Люся фырчит и фырчит. — Затараторил: — Надо-о же! На заводе месяцами не увидишься, а тут... Надо же!

— Спирин! Какого ты дьявола включил транзистор? Дома не надоело? Сюда приволок цивилизацию. Уток веселить, что ли?

Люся кинулась выключать транзистор.

— Артем Сергеевич, извините, мы думали, здесь нет никого.

— Э-э, думали, — добродушно выговаривал Петунин. — Не суетись, Люся, я помогу твоему мужчине поставить палатку. Давай топор... А ты, Люсенька, вот стог, принеси-ка под дно палатки соломки — теплее будет... Ну, что там новенького? — повернулся он к Спирину.

— А не знаю... Я ведь ушел из цеха.

— Да ты что?!

— Поцапался с Котеночкиным... Он говорит: «Мне не нужны выдвиженцы Петунина». А я ему сказал, что я не выдвиженец, что я работаю в этом цехе, слава богу, десять лет, а не три месяца, как некоторые... И еще я разозлился и сказал, чтобы он пошел далеко-далеко, за сизую даль...

— Из-за чего? — Петунин расстроился. Он действительно назначил бригадира Спирина мастером и собирался перевести начальником смены — парень закончил вечерний институт, был лучшим рационализатором, организатором, рабочие уважали за прямоту и честность.

— А я отказался брак доделывать. Брагин скосил кладку вертикальных каналов. Смотрю, что-то не то. Замерили — брак. Котеночкину говорю, надо ломать, а он мне — надо выровнять. Я сказал — нет. Ну и понеслось...

— Куда ты ушел?

— В «Уралдомнаремонт». Бойко обрадовался. Я ведь пятерых за собой увел...

Петунин сел на клок соломы.

— Дай сигарету.

— То есть я не увел — сами ушли... — Спирин, почувствовав как бы виноватость, замолчал. Подав сигарету, он опустился на колени, присел рядом с Петуниным и зажег ему спичку.

— Кого? — хрипло спросил Петунин. — Кого увел?

Спирин назвал.

— Да ты что, двух бригадиров, трех лучших каменщиков? А кто же в смене остался?

— Так я-то что... Они сами...

— Знаю я тебя, сами...

— Ей-богу!.. Коля, они мне говорят, обрадуем Котеночкина — уйдем хором... Ну и что же я им должен был говорить: ребята, не уходите, я один уйду?.. Нет, я обрадовался. Там хоть знаешь, что тебя понимают. А Бойко — голова. Он жалеет, что ты ушел... Заварухин Володька вчера мне говорит: «Вернулся бы Пегов или Петунин, я б тоже вернулся...»

«Ну, Котеночкин, ну и делец, — зло думал Петунин. — А мне ведь и не сказал, что ребята ушли. Голосок тихонький: Артем Сергеевич, Артем Сергеевич, то надо, это надо, как вы думаете, как вы считаете? Тьфу!.. В понедельник пойду к директору, надо их вернуть. Ну, деле-ец! Две печи аварийно встали. Кто же там, в смене, работать будет?.. Ну, а тебе-то что? Ты-то что страдаешь? Пусть. Пусть стоят. Тебе что — жарко? Нет. Но это же надо? Я ему то, я ему это. Сам. А он не изволит даже сказать, что сразу пятеро уходят. От хорошего не уходят... Да Бойко сейчас разобьется, но ни одного не отпустит. Он не дурак. Он кому-нибудь повысит разряд, кому-то пообещает квартиру и даст. Молодец Бойко!..»

— Я принесла солому, — робко сказала Люся.

Он и не заметил, как Люся подошла с охапкой соломы. Петунин встал, взялся за палатку.

— Давай за угол, — сказал Спирину и стал молча вбивать колышки, а потом сухо сказал: — Ну-с, спокойной ночи!

— Вы нас разбудите, пожалуйста, проспим зорьку, — попросил Спирин.

— Что же будить — осталось два часа до рассвета.

Но было еще туманно и сумрачно. На западе, за тем озером, где охотился вечером Петунин, весело стрекотал трактор. На озерке, рядом, в камышах, сквозь сон покрякивали утки. Но сейчас крики этих уток не возбуждали Петунина, как возбуждали вчера. А еще Артем знал, что надо попытаться уснуть, иначе он не сможет, не то у него будет настроение, чтобы пойти утром на охоту.

— Артем Сергеевич, — догнал его Спирин со свертком в руках, — давайте кваску выпьем для крепкого сна. Что-то мне спать расхотелось.