Читаем БЕЛАЯ МГЛА полностью

– Вот и я о том же! – воскликнула захмелевшая Катерина. – Она все мать простить не может, а надо бы! Женский век короток, не успеем оглянуться, как состаримся!

– Ну, вам до этого еще далеко! – засмеялся Иван. – Еще замуж выходить, да детишек рожать надо.

– А что, бабушка хотела меня видеть перед смертью? – спросила Алёна со слезами на глазах. Водка согрела внутренности, затуманила голову, и ее потянуло плакать.

– Да говорила чтой-то о том, что хочет, чтобы ее дом тебе достался, а не другим внукам. У нее их еще пятеро. Нас же много было, детей-то. И у каждого, кроме меня, по сыну. А у двоих еще и по дочке. Все они тутошние, сибирские. Все хотели этот домик заграбастать. А она все о тебе пеклась. Хотела, значит, тебе оставить. Вот и завещание имеется. Правда, не заверено оно. Но она в нем, обращаясь ко всем своим детям, просила, чтобы они от дома отказались в твою пользу.

– А зачем он мне? И где это? Тут?

– Нет. Это в двадцати километрах отсюда. В тайге. Там что-то типа хутора, заимка по-нашенски. Всего четыре избы. Две уж обветшали, а две жилые. В одном бабушка твоя жила, а в другом сосед ее Архип Петрович. Дед в сто лет. Считай, одна в тайге будешь, если ее наследство примешь. Говорил я ей, что вот тебе-то этот дом и не нужен совсем, а она настаивала. А ты сама решай. Принимать тебе ее дар, аль нет.

– А другим-то внукам, зачем такой дом?

– Знамо дело, ненашенская, не сибирячка! – воскликнул Егорыч, внимательно слушавший разговор дядьки и племянницы. Так это ж, какие деньги иметь можно! На реке в тайге заимка! Если там отремонтировать все, да устроить что-то вроде турбазы – рыбалка и охота, так это ж золотое дно! Вот все внуки-то и передрались за него. А ты зачем, зачем!

–Так для того, чтобы там все под турбазу оборудовать, тоже деньги немалые нужны. А у меня их нет. Так, зарплата неплохая, кое-какие сбережения. Накопила чуть-чуть. Их все равно не хватит. А в кредит влезать, не зная заведомо, пойдет дело или нет – не хочу. Вот и весь разговор!

– Так там можно все постепенно обустроить. Сначала отремонтировать все. Чай у меня еще руки есть! Да помочь найдем. Так у нас издавна в Сибири заведено. А потом потихоньку – сначала одного, двух рыбаков приветить, а потом пойдет.

– Так тут жить тогда надо! А у меня работа, которую я терять не хочу! – твердо сказала Алёна.

– Ну, думай сама, – сказал Иван. – Тебе решать, отказаться всегда можно. Не горячись, не торопись. Решение и в Москве принять успеешь. Пока туда еще никто не рвется. У всех свои дела. Но особенно-то не тяни. У братьев моих денежки есть. Они быстро там все наладят. Пока еще не говорил я им.

– Что не говорил? – спросила Алена и побледнела.

– Что мать ихняя умерла, не сказал!

– Как это? – совсем побелев и уже чуть не падая в обморок, спросила она.

– Так мать велела! Я, думаешь, изверг какой? Она велела мне не говорить им ничего, пока с тобой не свяжусь.

– С ума сойти! – сползая с лавки, промямлила Катя. – Пойду, покурю. Ну и дела!

– Неужели бабушка могла о таком тебя просить?

– Сам удивляюсь! Чтобы родные дети не проводили в последний путь, из-за какой-то развалюхи на реке в глухой тайге! Странно это. Хотя я тоже согласен с Егорычем. Деньги там можно хорошие делать. Места там знатные. И рыбалка, и охота замечательная. Кедровника много, ягод грибов, купание отменное. Да, ты сама знаешь! Неужто не помнишь ничего?

– Смутно. А вообще-то кое-что вспоминаю. За ягодами мы ходили с бабушкой. И грибы собирали. Помню, потом нанизывали на нитки и сушили на зиму. Она тогда мне впервые в руки иголку с ниткой дала. Мама долго не позволяла.

– Так воспитывают сейчас. От всего берегут. Вот мы, бывалочи, и в тайгу за ягодами-грибами, за шишкой ходили. С малолетства. Кого старшего приставят к нам, и все! И от работы не берегли. И дрова кололи и воду таскали. Скотину пасли, да чего вспоминать-то. Время тяжелей нынешнего было. Некому над нами кудахтать было. В школу сами через тайгу бегали кажный день. Это потом уехали в интернат. Так что наше детство было самостоятельное. Мы быстрей взрослели, не то, что ваши московские. Да и сейчас у нас дети более закаленные. Все тоже сами приучаются делать. Отцы на промысел уходят, а сыновья и дочери за место них с матерью остаются.

– А что, все в тайгу уходят?

– А что тут делать-то? Работы нет. Раньше колхозы были, а теперь кажный сам за себя.

– А ты как же? – спросила Алёна. – Тоже в тайге зимуешь?

– Нет. Закончил я с этим. Что-то теперь мне неуютно там. Как брат помер, батя, значит, твой, так что-то перевернулось во мне. Поначалу еще ничего было, ходил. Жить-то надо было чем-то. А теперь на пенсию вышел. Уж пять годков как пенсионер. Так и живем, не шикуем. Ну, и хозяйство свое. На жизнь хватает. Да и что мне бобылю надо-то?

– А ты знаешь, что там случилось? В тайге. Почему мой папа умер.

– Мать твоя говорила белый весь пришел. Будто испугался чего. На лавку присел и все!

– А чего там испугаться можно? Медведя?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза