Белая нить

Сознаться, услышанное повергло Олеандра в смятение. Для новоиспеченного смутьяна Аспарагус вел себя на редкость неразумно и противоречиво. Ну какой злоумышленник вопит у каждого куста о том, кто повинен в беспорядках, а вдобавок приставляет к одной из жертв охрану?

Какие цели Аспарагус преследует?

— Ваш черед, — вымолвил Глендауэр, прохаживаясь туда-сюда. Вокруг него снова прыгали крохотные ледяные кристаллы. — Известите, где ныне пребывает владыка Антуриум?

По позвоночнику Олеандра пробежал озноб.

— Не знаю. Он просто ушел. А я… Я даже думать страшусь, что он… Что его могли…

Убить, — прозвенело в сознании. Прозвенело и смолкло, но внутри словно бутыль с жидким огнем взорвалась.

— Давно он покинул лес?

— Незадолго до смуты.

Олеандр и сам не понял, как очутился в ледяной хватке. Загляделся на водную гладь — и вдруг слякоть рядом расплескалась под тяжестью упавшего на колени тела. Брат дернулся к нему и стиснул в объятиях до того крепко, что затрещали ребра, ни вздохнуть, ни выдохнуть.

— Глени… — На глаза снова накатила морось слез. — Глени, я не хочу… Только не он, пожалуйста, только не отец…

— Ш-ш-ш, — струящиеся с пальцев Глендауэра чары снова впитались в кожу, остужая тревоги. — Во страхе и гневе — тьма, Малахит. Во страхе и гневе — бессилие и погибель.

— Плевать! — Олеандр схватился за его рубаху, подобно утопающему, который боится потерять опору.

Трудно сказать, сколь долго они просидели плечо к плечу. Но вскоре мышцы на спине брата напряглись. Зрачки сузились до едва приметных точек и обратились вертикальными щелями.

— Что такое? — По затылку Олеандра прокатился морозец — верный признак того, что неподалеку бродит северянин.

Но кто? Опять двукровный? Чушь! Близ рощи дежурят стражники, он сам призвал их на подмогу.

Не мог же выродок втихаря покромсать семерых хранителей?

— В пещеру! — бросил Глендауэр и поднялся. Медленно поворачивая голову, он оглядывал деревья на вершине оврага. — Живо!

Его правая рука присогнулась, тогда как мысок сапога зацепил и подкинул клинок, валявшийся у камня. Раз, два: одна ладонь сжала кинжал, другая — стилет, который выскочил из-под рукава. Острие кинжала описало в воздухе полукруг и замерло, уставившись рукоятью-шипом на Олеандра.

— Перестань! — Он перехватил оружие и огладил лезвие большим пальцем. — Это не выродок. Думаю, это…

— Олеандр, где ты? — Наверху, за сетью спутавшихся ветвей прошмыгнула сизокрылая тень.

— …Сапфир.

К оврагу бурным потоком неслась река, но отсюда, со дна земляного колодца, ее было не узреть. Просматривался лишь край, участок почвы, где вода соскакивала с обрыва и расстилалась к озеру водопадом. Над ним-то и выпорхнул ореад, быстро и резко, зависнув в свете восходящего солнца — восхитительное зрелище! — черным силуэтом с распахнутыми крыльями.

— Вот дурной, — Олеандр выругался, видя, как Сапфир дёрнулся в полете. — У него крыло ранено. Как бы не рухнул…

К счастью, опасения не оправдались. Ореад сошёл на землю и тут же плюхнулся на валун.

— О-о-ох, — пропыхтел он и зажмурился. — Дурная была идея, очень даже нехорошая…

— М-м-м, — протянул Олеандр. — Смотрите-ка, зачатки здравого смысла прорезались. Глядишь, ещё не все потеряно.

— С утреца скалишься? — Губы Сапфира растянулись в улыбке. — Значит, настроение хорошее. Дай угадаю! Вы с Гленом помирились, верно? Ой!..

Он подобрался и добавил:

— Прошу прощения, Глендауэр. Счастлив встрече.

— Взаимно, сын Цитрина, — произнес Глен, сохраняя ровный тон и горделивую осанку. — Взаимно.

— А почему вы такие грязные? — Ореад почесал когтем макушку.

— Ты что-то отыскал, Сапфир? — Олеандр поспешил увести разговор в безопасное русло. — Пролистал летописи?

Вместо ответа ореад сунул ладонь в карман шаровар, и вскоре перед лицом Олеандра раскрутился пожелтевший листок. У верхнего края друг за другом значились три имени: Антуриум, Птерис, Клематис.

— Интересно, — Олеандр перехватил бумагу. — Клематис и Птерис. Они тоже участвовали в том сражении?

— О чём речь? — подал голос Глендауэр.

— Битва, — Олеандр вздохнул. — Давняя бойня близ Морионовых скал. Там погибли двукровные дети моей тетки. Есть у меня подозрение, что Каладиум мстит за Азалию. Иной связи между жертвами я не вижу, либо её попросту нет. Сами посудите! Гинура и Мирт: они сыграли ключевые роли в судьбе Азалии. Спирея! Её отец погиб в том бою, саму её умертвили недавно. Я — сын Антуриума, воина той резни. Меня трижды пытались убить. Аукуба, Паслён, Клузий, Циссус, Седум — участники того сражения. Их погубил огненный взрыв. Кто остается? Отец мой ускакал… Клематис и Птерис? Ну-у, тут понятно. Каладиум не будет убивать подельников.

— Прочие мертвы, — Сапфир кивнул, водя когтём по колену. — А океанид ты велел не выписывать. Кстати! Ты ведь о детях ещё спрашивал. У двух лесных хранителей остались потомки.

— Кто? — Олеандр поглядел на него исподлобья.

— Ты, разумеется, сын владыки Антуриума. И дочь Строманта, гм-м… О, припомнил — Драцена.