Белая нить

Зелен лист, Птерис ускакал далеко — едва ли преследователи его догонят. Не упоминая уже, что Сапфир опять не пожалел раненого крыла. Дурень какой, ну!

— Эсфирь там. — Глендауэр указал на разлом в стене, подле которого темнели кляксы угольной крови.

Туда-то Олеандр и поковылял, стараясь не заострять внимание на свертках с трупами, свисавших с элафия. В затылок дышало морозом, брат ступал за ним тенью. Из расщелины, приютившей Эсфирь и хинов, доносилось лязганье, будто кто-то чиркал ножами по стеклу. По пути Олеандра чуть не унесло в паровую щель. Трижды он вреза́лся в воинов и спотыкался. А потому, добредя до нужного места, немало поразился, что все еще ходит и, судя по всему, жив.

— Останься, — сказал он брату и, убедившись, что тот замер, нырнул под каменные своды и углубился взором в дым.

Скальный тоннель походил бы на ров, куда в разгар войны оттаскивают павших и покалеченных. Походил бы, ежели бы не одно «но» — под потолком горели огни, белыми вспышками рассеивавшие мрак. Они вспухали на ладонях Эсфирь, облепляли пальцы, надуваясь, а затем отлетали подобно стайке перепуганных светлячков. Пара хинов валялась посреди дороги. По черепам других, бросивших свои туши у стен, плясали блики, когда чары замирали возле них и впитывались в раны.

Дар целителя, — понял Олеандр, видя, как порез на лапе зверя затягивается под влиянием чудотворного света.

— Листочек?

Голос Эсфирь звучал глухо, как из бочки. Она сидела у стены. Силин, свернувшийся у ее бедра клубком, вскинул морду и задергал рожками.

— Ты… — У Олеандра накопилась прорва вопросов, но вырвался самый незначительный: — Чем ты заслужила расположение хинов?

Огибая зверей и застывшие огни, он крался по тоннелю. И костяные черепа таращились на него, обветривая дымом.

— Ничем, — Эсфирь улыбнулась до того печально, что защемило сердце. К улыбке прилагались ямочки на щеках, подтершие сходство с выползшей из мрачного поверья безумицей. — К сожалению, мы с тобой ошиблись. Мрак со дня встречи не желал мне зла.

Рослый хин с кольцом в клыке рыкнул. Вестимо, он так представлялся, мол, здравствуйте, я Мрак, мы уже дважды сражались. Но Олеандру показалось, что поблизости рухнуло дерево.

— Ты видишь души. — Он застыл и снова поглядел на Эсфирь. — Я никогда не слышал о таких способностях. Этот… кокон, который ты сотворила. Ты понимаешь, как он работает?

— Постольку поскольку. — Она зарылась пальцами в шерстку силина. — Кокон — это лишь чары. Я создала его, чтобы не пугать твоих собратьев. По сути я перенесла тебя в иной мир. Ненадолго.

— Что?!

— Я не шучу, Листочек, — Эсфирь шмыгнула. — Сперва я не понимала, как работает этот мой дар. Только недавно осознала, что души отделяются от тел и попадают в свой мир, как бы граничащий с миром живых. Попадают и бродят там до тех пор, пока не найдут выход.

Сознаться, Олеандр сейчас не отказался бы от чаши с глушницей. Или от бутылки.

— Выход? — уточнил он.

— …чтобы уже навсегда уйти, — проговорила Эсфирь. — Я избавляю души от скитаний и мучений. Тамих одолевают тяготы. Там они чувствуютдаже забытые при жизни боль, вину, сожаления. А ежели они ещё и умерли не своей смертью… тогда всё совсем плохо. Эти существатам будто слепнут. Им трудно найти выход. Поэтому я им помогаю. Но я плохо слышу погибших. Перехватываю только тех, кто неподалеку умер. Могу призвать. Могу проводить. Такое вот интересное умение, угу. — Эсфирь пожала плечами. — Я только познаю его. Думаю, прежде я либо вообще к нему не обращалась, либо обращалась крайне редко.

— Никаких тягот я там не чувствовал, — признался Олеандр, припоминая свои ощущения в мире духов.

— Ты не дух, — произнесла Эсфирь. — Ты попал туда живым и связанным со мной…

… Белой нитью, — проплыл в сознании Олеандра ответ, и он сжал переносицу.

Эсфирь нахмурилась и тихо пролепетала:

— Извини, Листочек. Юкку я проводила до твоего прихода. Сизокрылую девушку тоже забрала. Хотя она все равно ничего толкового не сказала бы. Ей ведь горло перерезали.

По коже Олеандра пробежали мурашки.

— За что ты извиняешься? — недоумевал он. — Боги, Эсфирь! Я попрощался с Драценой! Это дорогого стоит!

— Правда? — Бледное лицо в обрамлении слипшихся кудрей повернулось к нему, и он горячо кивнул. — Тогда хорошо. Не думала, что у меня получится свести вас. Сама удивилась.

— А я-то как удивился. — Мгновение-другое Олеандр молчал, а затем снова подал голос: — Что произошло у курганов?

— Бой.

— Аспарагус был там?

— Он помогал Каладиуму.

— Клянусь, я не направлял их к тебе! — выкрикнул Олеандр куда жарче, чем подумывал.

Разложить все полочкам помешала врожденная дотошность. Объясняясь, он свернул бы на путь оправданий и въедливого повествования о преградах, которые не позволили ему доскакать до курганов. Тирада вышла бы нудной и путаной. Так что даже хорошо, что язык отказался повиноваться.

— Прости меня. — Олеандр подступил ближе и воззрился на сонмы хинов, восседавших вокруг Эсфирь, как дети вокруг старца с книгой сказок. — Пожалуйста, прости. Мне так жаль…