Белая ночь в окне

Родничок ли чистый или болотина? Это положено знать, если ты с человеком жить собрался на семейном положении.

Я втолковываю ему, брательнику-то, дескать, ты не жуй портянку-то, чего еще ждешь? Знакомы вы с ней раззнакомы, ежедень видаетесь, для чего же не спросить, кто она в прошедшем времени? Нет ли где, может, детишков, муж куда запропастился, или навовсе холостая?

А мой-ет брательник... «Ты что это, — отвечает, — Роман, с ума ли мне советуешь? С чего это я полезу к ней с дикими расспросами? Я, — говорит, — люблю ее, и ничего больше мне не надо...»

Вот и толкуй! Я ему про Фому, а он мне про Ерему. А знаю, что спокою мне не будет, пока он не придет к какому ни то знаменателю, и уехать отсель не смогу до той поры.

— Да что вам в нем, в брате? Сами же говорите: взрослый, инженер... Неужели вы всерьез думаете, что он вас послушает, если обнаружится в невесте какой-то дефект?

Владимира уже стала забавлять забота этого чудака о чужом счастье. Но Бальнев не обратил никакого внимания на иронию в голосе собеседника.

— Послушает — не послушает... Разве в этом суть? Тут, брат, с другого конца надо подходить. Я ему, брательнику-то, вроде как отец, что ли сказать... А Парасковья моя почитай что мать. Он совсем малой у нас на руках остался. Ну, жена: поеду да поеду, присмотрю за его женитьбой. Разве мысленное это дело? Она же завфермой. А весна на носу, кормов-то чуть, живо можно стадо упустить. Не дай бог, говорю, Параня... Мне надо ехать. Мне-то в самый раз. Ну, поспорила, отпустила-таки. С народом потолковала, согласились, нашли мне замену.

Со стороны леса, на дороге к поселку, показалось двое.

— Кому-то еще не спится, — сказал Владимир с насмешкой и над самим собой и над своим собеседником. Дескать, вот еще чудаки появились, не одни мы целую ночь торчали на берегу реки.

Бальнев тоже посмотрел на дорогу.

Глава девятая

— Вот он! Наконец-то! — просиял Бальнев.

Владимир взглянул еще раз. Глаза у него расширились, брови поползли под шляпу. Он как-то осторожно и неуверенно, точно не желая, чтобы видели это, поднялся с пенька.

Но Бальнев, занятый своими мыслями, ничего не замечал.

— Смотри: вот он, брательник-то мой! И можешь ты представить: с ним-то молодка... Та самая. Дашенькой зовут. Эх-ма! Не спится молодым-то! А то и хорошо, что не спится... В такую ли ночь спать? Ладно. Теперь и я к дому.

Он подумал о чем-то, улыбаясь:

— Видать, у них дело-то к концу, к итогу... Эх, ладно бы!

И сообщил Владимиру:

— Какую неделю я тут околачиваюсь! А что там, в колхозе? Веришь ли, и сну-то, видать, нету из-за этого.

Бальнев неожиданно для привычного уже Владимиру его поведения радостно засуетился, но на этот раз не смог подняться с пенька сразу. Узкие гачи брюк натянулись и словно заклинили что-то в подколенках. Тогда он торопливо подтянул гачи выше колен, и Владимир увидел деревянные протезы обеих ног, на которых блестели полированным металлом рычажки и пружины.

— Чего глядишь? — справившись наконец со своими ногами и опустив гачи в широченные раструбы коротких сапог, подмигнул Бальнев. — Собственной конструкции! Штука бесподобная.

Он так же медленно, вразвалочку, зашагал вдоль берега и, обернувшись, уже на ходу спросил:

— Ты, парень, не пойдешь со мной? Ну, вольному воля... Хозяин — барин, как говорится: хочет живет, хочет удавится.

Владимир, все еще ошеломленный увиденным, хотя и смотрел на неуклюжую фигуру Бальнева, но чувствовал, что Даша с молодым человеком приближается к нему.

Дорога проходила рядом, скрыться некуда. Владимир, еще не уяснив себе, для чего он делает так, быстро подошел под окно к Алевтине Ивановне.

— Сладко же вы спите!

Алевтина Ивановна испуганно вскинулась.

— Доброе утро! — сказал ей Владимир, не в силах в то же время оторвать глаз от подходивших.

— Здравствуйте! — ответила ему Алевтина Ивановна, тоже кося глазом на пару. — Кто ж это? Неужто Дарья Борисовна? Да и...

Алевтина Ивановна посмотрела на Владимира и прикусила язык. «Не знал, с кем его Дашенька... Ишь как глаза-то забегали! Вот беда-то!»

— Дарья Борисовна, приветик! — крикнула она на всякий случай подошедшей Даше. — Александр Фомич, здравствуйте!

Рядом с Дашей шел высокий мужчина. Он, может быть, только ростом напоминал Романа Бальнева. Поношенный ватник он нес внакидку на одном плече. Лицо загорелое и, как показалось Владимиру, решительное. Болотные сапоги измазаны глиной.

Подошедшие поздоровались и хотели пройти мимо, но Владимир неожиданно для самого себя сказал:

— Даша, можно тебя на минутку?

Она остановилась, не оборачиваясь.

— Что тебе надо?

Владимир подошел к ним — прямой, на негнущихся, словно чужих, ногах.

— Даша, ты напрасно демонстрируешь передо мной свою независимость... — задохнулся он.

Мужчина взял Дашу под руку и, чуть прищурившись, настороженно наблюдал за Владимиром.

— Ты ошибаешься... Демонстрировать просто нет необходимости, — твердо выговорила Даша.

— Я приехал сюда на работу, товарищ Обухова. — Владимир особенно нажал на официальный тон, выговаривал ее фамилию медленно, значительно. — И к тебе зашел, как...