– В ночь на двадцатое... – задумчиво промолвил Генри Голтспер, снова подходя к столу с пером в руке. – Немного времени мне остается! Дик и его будущий зять тотчас же должны отправиться в путь. Не знаю, вполне ли можно доверять этому Уэлфорду, хотя старый охотник и доверяет ему. Мне всегда внушали подозрение белесые брови. Как-то раз я поймал в его серо-зеленых глазах выражение, которое мне не понравилось. И сегодня, когда я вступился за его нареченную, я заметил, что он глядит на меня не очень-то благодарным взглядом. Может быть, он приревновал, что его возлюбленная поднесла мне цветы? Ах, если бы он знал, как мало меня трогает это подношение в сравнении с тем, другим даром! Если бы он только знал, как я страдаю... может быть, он не смотрел бы на меня так угрюмо! В конце концов, он довольно грубый малый, совершенно недостойный этой дикой лесной птички, Бет Дэнси. У нее вид настоящей орлицы, и ее возлюбленный должен быть орлом, достойным ее. Может быть, я и мог бы дать повод к ревности этому грубияну, если бы его черноволосая красавица не терялась в сиянии ослепительных золотых лучей. Ах, Марион, Марион! В твоем присутствии – да и без тебя – все другие лица кажутся мне бесцветными. И красотки и дурнушки – для меня все они на одно лицо!.. Но надо же поторопиться, – спохватился он, отрываясь от своих мыслей. – Ведь я должен приготовить дюжину писем к приходу моих посланных, а я не такой уж бойкий писец. Хорошо, что это просто приглашения: достаточно каждому черкнуть одно слово.
Голтспер быстро придвинул стул к столу и занялся письмами.
Он писал, не отрываясь, до тех пор, пока на столе не выросла пачка в десять-двенадцать писем; он тут же запечатал их и надписал имена адресатов, которые все принадлежали к местному дворянству.
– Кажется, все, – пробормотал он, еще раз просматривая имена. – Вместе с теми, кого вызовет Гарт, это составит внушительный отряд верных приверженцев дела, ревнителей свободы Англии.
В то время как он предавался этим размышлениям, в комнате бесшумно, как тень, появился индеец.
Он жестами сообщил хозяину, что оба человека, за которыми его посылали, пришли вместе с ним и ждут на дворе.
– Веди их сюда, – приказал Голтспер, – по одному! Сначала Дэнси, а когда Дэнси выйдет, – другого.
Ориоли мгновенно исчез, и вскоре в прихожей послышались тяжелые шаги.
В дверь постучали. Голтспер крикнул: «Войдите!» – и на пороге появился лесоруб и браконьер Дик Дэнси.
Это был человек исполинского роста, с огромными руками и ногами, которые он, казалось, не знал, куда девать; одного взгляда на эти могучие кулаки было достаточно, чтобы убедиться, какой геркулесовой силой обладает этот великан.
По его лицу никак нельзя было сказать, что это дурной человек: у него был открытый, честный взгляд, что несколько противоречило установившейся за ним репутации браконьера. Возможно, в то время, как и в наши дни, подстрелить тайком дичь или заманить фазана в силки не считалось настоящей кражей; как бы то ни было, Дик Дэнси, известный своими подвигами по этой части, во всех иных отношениях считался порядочным человеком...
Во всяком случае, это был человек незаурядный как по своей внешности, так и по своим моральным качествам. Его мускулистое тело, громадная голова и пронзительные темно-карие глаза, зоркие, как у орла, придавали ему не только внушительный, но и грозный вид. Он всегда ходил в выцветшем плисовом камзоле, в грубых штанах, доходивших ему до половины икр, и в толстых шерстяных гетрах, обхватывающих его ноги поверх тяжелых башмаков из дубленой кожи. На голове он носил круглую шапку из пестрого собачьего меха, из-под которой во все стороны торчали его длинные волосы.
Снаряжение, которое он захватил с собой, приготовившись отправиться в дальний путь, состояло из кожаной сумы, перекинутой на ремне через правое плечо. У левого бедра, словно для равновесия, покачивалось что-то вроде меча – то ли охотничий нож, то ли тесак. В руке он держал большую суковатую палку.
– Дэнси, – сказал Голтспер, как только браконьер вошел в комнату, – у меня к тебе есть дело. Ты, я знаю, хороший ходок. Надеюсь, ты не откажешься стать на два дня моим посланцем?
– Любое ваше поручение, сударь, – ответил лесник, неуклюже кланяясь, сочту за великую честь, а особенно после сегодняшнего происшествия, или, вернее сказать, вчерашнего, потому как уже занимается новый день. Моя дочка, сударь, – я за Бет могу поручиться, – хорошая девушка, хотя, может статься, и малость строптивая. Уж она вам так обязана, сударь, так благодарит вас...
– Полно, Дэнси, я не заслуживаю благодарности твоей дочки. Я сделал для нее только то, что считал своим долгом, и я сделал бы это для каждого, даже самого ничтожного человека. Сказать по правде, твоя дочь, пожалуй, и не нуждалась в моем вмешательстве. Она уже нашла себе достойного защитника в отважном Робине Гуде...