— Сначала, когда мама мне только всё рассказала, я очень хотел с тобой увидеться. Я мечтал, что увижу тебя, мы поговорим. А потом, где-то через год, я тебя люто возненавидел. Ты даже не представляешь, как! Но, спустя некоторое время, мне стало всё равно. Я просто смирился с тем, что у меня нет отца. — Здесь Саша сделал паузу. — И вот, три дня назад ты позвонил мне. Я этого не ожидал, честно. Я признаться, и думать про тебя забыл. И тут этот звонок. Я разозлился. Ох, как я разозлился! Я не мог понять, если ты так хотел со мной увидеться, почему не позвонил раньше? Почему ты позвонил тогда, когда было уже слишком поздно? Когда я уже вырос, и мне уже не была нужна твоя поддержка. В прошлую нашу встречу я сказал, что мне на это наплевать. Это действительно так. Мне не двадцать лет, а тридцать пять, у меня есть своя семья. Вчера вечером, когда Дана играла с детьми в их комнате, я стоял в коридоре и смотрел на них. У меня не укладывалось в голове — как можно бросить своего ребёнка? На миг, на один страшный миг, я представил, что было бы, если бы я их бросил. Мне стало настолько жутко, что я тут же выкинул эту мысль из головы. Как я могу бросить своего сына или дочку? Это невозможно. Но нас с тобой нельзя сравнивать. У нас одна оболочка. Но совершенно разная начинка. Я лишён твоего эгоизма и страха. Но я не умею прощать.
Когда Саша произнёс последние слова, у Табакова как будто выбили почву из-под ног. Он подсознательно, до последнего, надеялся, что сын простит его, но видимо, Лора Льюис сказала правду «это только в сказке прощают».
— Однако, — продолжил Саша, — ты всё-таки позвонил мне. Ты мне, правда, не сказал, что тебя натолкнуло на этот звонок. Что же?
— Я нашёл фотографию твоей мамы, — чуть слышно ответил Табаков. Ему было очень стыдно.
— Фото мамы, — повторил Саша, отпивая из стакана. — А если бы не нашёл, не вспомнил бы обо мне?
— Не вспомнил бы, — эхом откликнулся Табаков, даже не стараясь приврать ради своего оправдания.
— Горькая правда лучше, чем сладкая ложь, — заметил Саша. — Вот что я тебе скажу. — Он немного откинулся на спинку стула. — Я тебя не люблю, но это не значит, что я тебя не уважаю. Уважаю хотя бы за то, что тебе хватило мужества сказать мне правду, а это дорогого стоит. Нам с тобой нет смысла продолжать общение, так как слишком много воды утекло и прошлого не вернуть. И не надо говорить, что вернись ты назад, поступил бы иначе. Это была бы ложь. Если придётся встретиться по какому-нибудь важному делу — Бога ради, помогу, чем смогу, а так — зачем? И знай, я тебя не ненавижу.
Саша встал и направился к двери. Он уже открыл её и собирался уйти, как вдруг неподвижно сидевший до этого Табаков, сказал:
— Спасибо.
Саша приостановился, обернулся, сделал неопределённый жест рукой, и ушёл.
Когда за Сколкиным закрылась дверь, Табаков чуть заметно улыбнулся. Ему не надо было прощения, достаточно было того, что сын его не ненавидит. В тот же вечер, от пережитого волнения, у Олега Табакова случился сердечный приступ. Пока его везли на «скорой» в больницу, он, слушая вой сирены и крики врачей, думал, что, если это конец, он успел увидеть сына и раскаялся. Это был не конец. Табакова откачали, и на следующий день к нему в палату на минутку заглянула Лора.
— А я думала, вы представились, — сказал она, держа в руках пакет с апельсинами. — Как я понимаю, говорили с сыном. Непохоже однако, что он вас простил.
— Саша меня не ненавидит. Мне этого достаточно, — ответил ей Табаков. — Так же как и вашего внимания и ваших апельсинов.
— Не увлекайтесь, а то слипнетесь, — пошутила Лора. — У меня сегодня допрос, может, после него заскочу на пару секунд. Аревуар! — И она удалилась.
В это самое время Саша Сколкин с семьёй уже лежал на песочном пляже Кубы. Саша смотрел на морские волны, которые смывали с песка мельчайшие ракушки, слушал приветливый шелест раскидистых пальм, возвышающихся за линией пляжа. Смотрел на жену, которая стояла по колено в воде в своём зелёно-голубом купальнике и следила за тем, как Сашка и Даша играют в песке. Сколкин перевернулся на спину. Солнце нещадно жарило его, и Дана пришла натереть ему спину солнцезащитным кремом.
— Если у мужчины на спине голый, не помазанный кремом квадрат — он ничей, — процитировала Павла Волю Дана, закончив процедуру. — Ну, вот теперь можешь валяться на солнце сколько угодно. — С этими словами она встала и пошла на береговую кромку, где тёплая волна хлестала по золотому песку, к Сашке и Даше. Александр Сколкин улыбнулся — ему было хорошо.
========== Глава 8. «А вас я попрошу остаться». ==========