Белая пушинка

Как глупо было ссориться из-за таких пустяков! Я бы прекрасно мог бросить учебники на часок—другой и пойти с Магдой в бассейн или просто погулять с ней по маленькому парку в центральном отсеке космолета… Ведь она совершенно права я уделяю ей непозволительно мало внимания! Теперь я вспомнил, что как раз перед этой ссорой она просила меня найти в фонотеке песни наших студенческих лет, чтобы послушать их вместе со мной хотя бы полчаса. А я так углубился в свою книгу, что даже не ответил ей! Мало того — почти тут же, как идиот, посоветовал ей для успокоения нервов послушать музыку. Да, конечно, я вел себя безобразно. Надо сейчас же найти ее и помириться…

Я хотел выйти, но бронированная дверь не повиновалась, как самая простая дверь между двумя обыкновенными комнатами, запертая на ключ. Я дернул ее сильнее — никакого результата. Тогда я начал по очереди нажимать все кнопки и дергать все рычаги, но тоже без всякого толка. Я нашел кнопку сигнала тревоги и нажал ее. Отсек сразу заполнился резким свистом. Я нажал кнопку еще раз и стал ждать, думая о том, как будут потешаться надо мной пилоты. А начальник экспедиции, вероятно, заставит еще раз сдать экзамен по технике безопасности… Хуже того — найдя меня здесь запертым, все поймут, что я снова повздорил с Магдой. Эта мысль привела меня в бешенство. Нет, надо объясниться раз и навсегда. Мы не имеем права выставлять свои чувства на всеобщее посмешище.

Я прождал часа полтора, но ничего не произошло. По-видимому, сигнала тревоги никто не услышал. Я снова включил его, охваченный вполне понятным беспокойством. Потом открыл иллюминаторы и посмотрел наружу. За окнами из прозрачного материала висел непроглядный мрак, в котором горела россыпь ярких точек — обычное зрелище, открывающееся перед космонавтами. Я бил кулаками по двери, кричал, снова и снова нажимал на сигнал тревоги, хотя уже прекрасно понимал, что никто меня не услышит. И действительно, все мои призывы оставались без ответа. Тогда я открыл остальные иллюминаторы и, осмотревшись, понял наконец ужасную правду. Случилось непоправимое: отсек каким-то образом отделился от космолета, и теперь я остался один в бесконечном пространстве.

Как произошла эта катастрофа, я так и не понял. Вероятно, пытаясь открыть дверь, я включил какой-то механизм, который отделил мой отсек от корабля. Хвостовой отсек, да и многие другие части космолета в случае необходимости всегда можно было отделить от основного корпуса. Но не все ли равно, как это случилось? Я был теперь совершенно один, запертый в каком-то подобии тюремной камеры (я читал о тюрьмах в старых, еще докосмических романах). И по чьей бы вине это ни произошло, надо искать какой-то путь к спасению! Однако после первой волны страха я несколько успокоился. «Ведь не случилось ничего страшного, — сказал я себе. — Отделившийся отсек должен покорно следовать за космолетом, как крошечный спутник. Это известно даже детям еще со времен Жюля Верна… Значит, для беспокойства нет никаких оснований». Я знал, что в каждом отсеке имелся по меньшей мере один скафандр для выхода в космическое пространство. И действительно, я быстро нашел такой скафандр, надел его и через узкий герметический тамбур вышел наружу.

Космолета не было.

Я возвратился в отсек, стараясь не поддаваться панике. Итак, я остался один!.. И вдруг невыносимое ощущение полного одиночества обрушилось на меня всей своей страшной реальностью. Бесконечность не вызывает у нас никакой тревоги, когда это абстракция, обозначенная значком «~». Но ведь даже маршруты космолетов, даже путь света от галактики к галактике конечны. А как может чувствовать себя человек, обыкновенный человек, которого слепой случай поставил лицом к лицу с бесконечностью Вселенной?.. Мои мысли были прикованы к космолету, который теперь с чудовищной скоростью удалялся от меня. А я… я с той же скоростью удалялся от него, словно стремясь побыстрее скрыться от тех единственных людей, которые еще были сравнительно недалеко от меня в этом мертвом мире бескрайней пустоты. Я вспомнил, что хвостовой отсек, как и некоторые другие отсеки космолета, был оборудован ракетами обратного действия, так что он не просто отделился, он был запущен в направлении, противоположном курсу космического корабля. И кто знает, когда заметят мое отсутствие?

Да и что они смогут предпринять? Скафандр защищал меня от космического холода, и все же мне казалось, что я уже чувствую характерные симптомы замерзания, когда отчаяние постепенно угасает вместе с сознанием. Нечеловеческим усилием воли я стряхнул гнетущее оцепенение.

Хотя я был осужден на гибель, разум и инстинкт заставляли меня бороться, искать спасения. Пока я еще жив и защищен от беспощадной враждебности космоса, я должен сопротивляться смерти, какой бы неравной ни была схватка, в которую ввергнул меня случай. Но сколько я еще смогу выдержать в узком, неуютном помещении, залитом белым, равнодушным светом? Да и стоит ли вообще бороться? Имеет ли мое сопротивление хоть какой-нибудь смысл?