Белая Роза

Я вспоминаю и понимаю, что она вообще-то ничего мне и не говорила. Она просто заставила лист расти самому.

— Ты должна была спросить об этом, — говорит она.

— Как? — спрашиваю я.

— Кто научил тебя, как дышать? — говорит Сил. — Это инстинкт.

Я кладу свою руку обратно на дерево.

Первое…

— Ай! — кричу я снова, когда ветка ударяет мои пальцы.

— Прекрати использовать эту чертову мантру, — говорит Сил.

— Откуда вы вообще знаете, что я использую её? — спрашиваю я.

— Думаешь, я не узнаю этот взгляд? — говорит она. — Ты думаешь, я не чувствую, что они исходят от тебя, эти вонючие волны доминирования и манипуляции? Ты ими пахнешь.

— Вы не даете мне должных инструкций, — ворчу я.

— Ты не слушаешь меня, — говорит Сил.

— Слушаю, — протестую я.

— Докажи.

Я скриплю зубами и снова нерешительно помещаю свою руку на дерево.

«Эм… Расти, пожалуйста», — думаю я.

Ветка снова бьет меня по руке.

— Хватит! — говорю я, — Я пытаюсь.

— Нет, это не так, — говорит Сил. — Ты думаешь, я сумасшедшая старая женщина, — она наклоняет голову, — и это нормально. Ты не сделала ничего такого, чего я не ожидала. Азалия тоже не понимала сначала, — вздыхает она. — Но тебе нужно учиться. Сейчас будет самое сложное.

— Что вы имеете в виду…

Вдруг толстые коричневые веревки поднимаются из-под земли, закручиваясь вокруг моих ног и лодыжек, вверх по моим икрам.

— Хватит! — кричу я. Но Сил развернулась и направилась назад в дом.

— Сил! — кричу я, когда отчаянно пытаюсь высвободиться. — Что вы делаете?

Я наклоняюсь и вижу, что веревки на самом деле являются корнями. Должно быть, она это сделала, вызвала дерево или неважно что ещё, так она пыталась заставить меня сделать. Береза удерживает меня в заложниках.

— Сил, вы не можете оставить меня здесь. Люсьен!

Из большой фермы не доносится ни звука.

— Эш! — я кричу уже громче. — Гарнет! Рейвен!

Кажется, я слышу шум изнутри дома, но он так далеко, и, честно говоря, это, вероятно, принятие желаемого за действительное с моей стороны. Я дергаю за корни, цепляясь за них своими ногтями и тяну, как могу, пытаясь их порвать. Во всяком случае, я думаю, это только заставляет дерево удерживать меня крепче.

Я, наконец, сдаюсь, откидываюсь на березу, измученная, слезы разочарования покалывают в уголках моих глаз.

Если это был мой первый урок, то я, безусловно, его провалила.

Глава 17

ДЕНЬ МЕДЛЕННО ПЕРЕХОДИТ В ВЕЧЕР.

Мой желудок сводит из-за нехватки пищи, овсянка сегодня утром кажется далеким воспоминанием. Мой рот болезненно сухой, и когда я прикасаюсь к своему языку, ощущения как от наждачной бумаги. Я засовываю руки в рукава моего свитера, чтобы они были теплыми, но все же пальцы рук и ног немеют от холода.

Я ни на сколько не приблизилась к способности вызывать стихию с тех пор, как Сил била меня веткой. Это похоже на огромную трату времени.

Я чувствую облегчение, когда вижу качающийся свет, движущийся ко мне. Медленно в фокус приходит Люсьен, неся с собой фонарь, но никаких видимых признаков еды.

— Как дела? — спросил он, когда дошел до меня.

— А ты как думаешь? — хриплю я. Горло будто в пыли. — Когда она отпустит меня? Что бы она ни пыталась сделать, оно не работает.

— Азалия говорила то же самое, — говорит Люсьен.

— Сил сковывала ее вот так? — спрашиваю я.

— Она привязывала ее к другому дереву. — Он смотрит налево.

— Почему? — спрашиваю я. — Чего она надеялась достигнуть?

— Единственный способ, который знает Сил, чтобы вызвать истинное Заклинание, основан на ее собственном опыте, — отвечает Люсьен. — Чтобы ты это поняла, она должна… воссоздать этот опыт на тебе. Она хочет сломать тебя. Сделать тебя слабой. И эта сила, какая бы она ни была, будет вынуждена спасти тебя.

— И вот так она учила Азалию? Почему ты ей позволил?

Он качает головой.

— Я не знаю. Я не был здесь постоянно. Когда я вернулся через несколько месяцев, Азалия была связана, худая и умирающая от голода. Я был в ярости. Но именно в тот день она поняла. Я никогда не забуду ее взгляд. Хотел бы я видеть мир так, как она его видела.

Люсьен садится и смотрит на небо. Начинают появляться первые звезды.

— Азалия всегда была так огорчена мной. Она думала, что я могу делать больше, помогать большему количеству людей, а не только ей. Но я был эгоистом. Когда она умерла, она сказала: «Вот так все и начнется». Она знала, что ее смерть сподвигнет меня к действию. Так и случилось.

Эта фраза вытряхивает нечто из моей памяти. Я вижу изображение дикарки с ярко-голубыми глазами, ее голову опускают на плаху перед Южными Воротами.

Я задыхаюсь.

— Я видела ее.

Его брови приподнимаются.

— Что, прости?

— Ты никогда не говорил мне, как она умерла, — говорю я. — Она была… казнена?

— Да, — тихо отвечает он.

— Люсьен, она была казнена в моем изоляторе. Она была такой… сильной, такой смелой. И когда Судья спросил, хочет ли она произнести последнее слово, она сказала: «Вот как это произойдет. Я не боюсь». А потом она добавила: «Скажите Кобальту, что я люблю его». — Ты знаешь, кто такой Кобальт?

Одинокая слеза падает на щеку Люсьена и блестит как алмаз.

— Это я, — шепчет он.

— Что?