— Я не ведьма, — говорю я. — Больше как… — Я пытаюсь придумать, как я могу это объяснить. — Как проводник. Я могу вызывать стихии. Этот остров был разделен королевской властью. Он хочет помочь. Разве вы не видите? Он больше, чем все мы. — Я не знаю, что я могу рассказывать — говорить ли о Паладинах и первоначальном завоевании острова?
Многие лица определенно смотрят на меня как на сумасшедшую. Но некоторые кажутся заинтригованными.
— Что еще ты можешь сделать? — спрашивает светловолосый мальчик.
— Я бы тоже хотел это знать, — говорит Охра. — Это то, чему тебя научили в Южных воротах?
— Нет, — говорю я. — Это то, чему нас намеренно не учили в Южных воротах. Но работая вместе со всеми суррогатами, мы сможем взять на себя их армию. Мы можем попасть внутрь Жемчужины и уничтожить ее изнутри.
— Никто не смеет даже выдохнуть хоть слово об этом хоть кому, — говорит Сил. — Или Черный Ключ узнает об этом.
— Черный Ключ знает об этом? — спрашивает кто-то.
— Конечно, он знает, — отвечает Сил с издевкой.
— Почему он нам не сказал?
— Он не говорит ничего никому, если не хочет, черт возьми, — говорит Сил. — И взгляните на свои лица сейчас. Вы бы не поверили ему. Вы должны все увидеть сами.
— Уже поздно, — говорит лысый мужчина с газетой. — И мы договорились, о том, о чем должны были. Тренировки начинаются с завтрашней ночи. — Он с опаской оглядывается на меня. — Если Черный Ключ принимает этого суррогата, то мы тоже.
Люди начинают уходить по двое и по трое, делая промежутки время от времени, чтобы масса людей, выбегающая из тату-салона глубокой ночью, не была заметна. Это могло легко вызвать подозрения.
Девушка-Аннабель уходит с братом и сестрой. Мальчик наклоняется ко мне, когда он проходит мимо, шепчет:
— Меня зовут Миллет.
Я улыбаюсь. Еще один человек на моей стороне.
Потихоньку толпа расходится, пока не остаемся только я, Охра, Сил, Эш и Уистлер.
Я не хочу, чтобы Охра уходил, но я знаю, что он должен.
— Ты не можешь сказать маме или Хэзел, что видел меня, — говорю я. — Это слишком опасно.
Он кивает.
— Я знаю.
— Как ты вообще в это ввязался?
— Сейбл Терсинг, — говорит он. — Есть много мальчиков моего возраста, которые разозлились — с нами обращаются хуже, чем с животными на молочной ферме. Они начали урезать нашу зарплату без всяких причин. Они секут нас, если мы опаздываем даже на минуту. Мы хотели что-то сделать, сопротивляться, и Сейбл сказал, что он слышал об этом Обществе, которое тайно выступало против королевской власти, но мы не знали, как его найти. Он сказал, что слышал что-то о черном ключе, поэтому мы стали рисовать их повсюду. Тогда к нам и пришел Уистлер. Сказал нам прекратить вандализм и сделать что-то наконец.
— Ты не можешь всерьез ожидать, что я позволю тебе сражаться, Охра, — говорю я. — Тебе всего четырнадцать.
— И тебе всего шестнадцать, — говорит он. — И похоже, что ты в гуще всего этого, что бы это ни было.
— Это слишком опасно, — говорю я.
— Ты не мать, — настаивает он.
— Мама согласилась бы со мной.
— Что же, тогда хорошо, что ее здесь нет.
Я открываю рот, чтобы выразить протест, но Сил прерывает меня.
— Как бы очаровательно ни было это семейное воссоединение, — говорит она, — мы должны возвращаться домой.
— Подождите, — говорит Эш. — Сначала мне нужно кое-что сделать.
— Что? — спрашиваю я.
Он смотрит на Уистлера. — Мне понадобится одна из этих татуировок с ключом.
— ЭТО БОЛЬНО?
Эш осторожно кладет руку на плечо, где Уистлер наложил повязку после того, как сделал символ Люсьена на коже Эша. Тележка катится по колее, а Эш вздрагивает.
— Просто немного болит, — говорит он.
Я замерзла и измучена к тому времени, как мы возвращаемся к Белой Розе. И я отчаянно скучаю по своему брату. Тот малое время, что мы провели с ним, только заставило меня тосковать по дому. Сейчас должно быть почти три часа утра, но горит свет в гостиной.
Рейвен не спит в кресле-качалке. Сиенна, должно быть, легла спать.
— Как все прошло? — спрашивает она, откладывая книгу, которую она читала.
— Я видела Охру, — говорю я.
Она садится.
— Что? Что он там делал?
— Присоединился к Обществу Черного Ключа.
— Как он? Как твоя мать и Хэзел?
Аркан начинает гудеть. Я выдергиваю его из пучка у основания шеи.
— Кое-что случилось. — Голос Люсьена изнуренный, но напряженный.
— Ты говоришь об Аукционе? — говорю я. — Сегодня вечером я ходила на встречу с Сил, они говорят, что дата изменилась. Ты знаешь, почему?
— Кто-то предал меня.
— Что? — задыхаюсь я. — Кто?
— С этим будет покончено, — говорит Люсьен. — И информатор знал лишь о небольшом куске этого «пазла» — о том, что назначать на октябрь будет небезопасно. Но это дало Курфюрстине тот самый предлог, который был нужен ей.
— Предлог для чего?
— Она желает, чтобы ее дочь сменила трон, — говорит он. — Мы с вами знаем, что герцогиня сорвала все планы, чтобы у нее была дочь с последнего аукциона. Теперь у нее есть еще один шанс. К сожалению, это означает, что наше расписание значительно изменилось.
— Но у нас до сих пор нет девушек из Восточных и Западных ворот.