Белая сирень

Царапала стену рядом с билетной кассой, глотая слёзы, водила пальцем по надписи «Прости», пачкая пальцы в побелке.

Она не спала всю ночь, лежала на верхней полке в плацкартном вагоне, закрыв глаза и прижимая к груди рюкзак. Там были деньги. Кровавые деньги. Деньги Морозова. Марина сунула их Оле в руки, достав несколько купюр из своей сумки перед тем, как разойтись в разные стороны. Если бы не было билетов на проходящий поезд, Оля всё равно уехала бы в то раннее утро из Чудова. Автостопом ли, на автобусе, пешком – всё равно. Но билет для неё нашёлся, а значит – судьба давала ей шанс. Рассматривая купюры, Оля заметила между тысячными – пару зелёных бумажек. Вживую она никогда не видела доллары, но знала, что их можно поменять. Валентина частенько поговаривала, что хорошо было бы приобрести валюту «на старость», но Оля не знала, покупала ли тётка американские рубли. Вот уж о ком она не переживала, так это о Валентине. Можно сказать, освободила тётку от ненужной обузы. Не напрягла, ничего не попросила, ничего не взяла. Но эти деньги… Марина сказала: «Бери. Делай с ними, что хочешь». Оля хотела только одного – скрыться и начать новую жизнь, если сможет.

Смогла. Сняла комнату у пенсионерки в Химках, две недели практически не выходила, дожидаясь, пока сойдут синяки и заживут раны. Потом отвезла документы в училище и получила место в общежитии. Далеко – приходилось мёрзнуть в маршрутках, если не успевала на электричку. Деньги заканчивались, но Оля была рада, что их хватило, чтобы пережить самый сложный период. Овсянка, чёрный хлеб и яблоки – не самый питательный набор, но благодаря ему девушка прекрасно выглядела и сохранила тонкую талию и прекрасный цвет лица, которому завидовали однокурсницы.

С преподавателями тоже повезло. Не так часто они встречали студентов, полностью погружённых в процесс обучения, обладающих лёгкой рукой и врождённым вкусом. В каникулы, когда все разъезжались по домам, у Оли наступала жаркая пора. В мастерских работа не останавливалась ни на один день. Даже в выходные преподаватели и некоторые студенты, в их числе и Оля, создавали эскизы, костюмы и вещи под заказ, осваивая всё новые и новые техники, набивая руку и, до полного изнеможения, голову. Постепенно стали появляться проекты, часть оплаты за которые вручали Оле те же преподаватели, подрабатывающие таким образом.

Потом появился Белецкий, и откуда ни возьмись на чёрном выжженном поле Олиной души вдруг появился тоненький росток. Его следовало холить и лелеять, оберегать от чужих глаз и рук. И, прежде всего от самой себя, как оказалось.

***

Теперь Оля точно знала ответ на вопрос, почему она в Чудове, и почему едет сейчас, стиснутая с обеих сторон ненавистными ей людьми. Все эти годы, что бы она ни делала, как бы не была увлечена любимым делом, как бы не любила и не желала Белецкого, невозможно было продолжать жить, зная, что эти люди ходят по земле и дышат одним с ней воздухом. Оля ещё пыталась уговорить себя не разрушать созданный собственными руками прекрасный мир, но то, что происходило вокруг, говорило ей о том, что даже если всё рухнет, она всё равно поступит правильно.

Она стала сильной. Она всегда была сильной. Гораздо сильнее героинь любовных романов, которые ждут защиты от своих принцев, графов и благородных разбойников. Поэтому она истово верила, что внутренний голос и в этот раз не подведёт её, а судьба не оставит.

28

Из Плещеево ехали молча, всю дорогу никто не проронил ни слова. Гуциев вёл машину, Герман поглаживал разодранную щёку, следя за дорогой, Макаров, задумавшись, усмехался чему-то своему, при этом сжимая локоть Оли.

Центр города был пустынен. Они быстро миновали проспект и свернули на нужную улицу. Машину оставили под окнами пустого старого общежития, в тени разросшихся кустов. В полуоткрытое окно попала ветка сирени, моментально наполнив салон тонким ароматом. Макаров попытался избавиться от неё, закидывая обратно, но нежные цветы упрямо лезли внутрь, и тогда полковник просто закрутил стекло, обрубив часть светло-лиловых соцветий.

С Олей никто не церемонился: вытолкали из машины, продолжая придерживать с обеих сторон. Втащили в здание ресторана. Внутри было темнее, чем на улице. Окна плотно закрыты. Спёртый воздух, давно лишённый запахов кухни и человеческих голосов, казалось можно было резать ножом. В тишине обеденного зала гулко раздавалось эхо их шагов. Мебель отсутствовала, но бархатные шторы, собранные посередине перекрученными золотыми шнурами, продолжали висеть вдоль дверных проёмов, Оля на автомате поправила плотную ворсистую ткань на входе, скользнув пальцами по длинной бахроме как делала это раньше.

– Электричество обрублено. Но где-то здесь есть фонарь. Держу на всякий случай, – Тищенко стал рыться за деревянной стойкой гардероба, пока остальные ждали в центре зала.