Белая сирень

Дом стоял на возвышении из толстых брёвен, сложенных пирамидой, поэтому лестница состояла не из пары, а из нескольких ступеней. Позади избы над крышей – огромная бочка с водой. Из прихожей – вход в две комнаты. Простая, но крепкая деревянная мебель. Почти спартанская обстановка, если не обращать внимания на качество и крепость материалов. За окном кухни, по совместительству большой комнаты, поляна, плавно переходящая в лес. Ни пней, ни поваленных деревьев, только ровное зелёное пространство. И, словно обсыпанный белыми хлопьями снега, одинокий куст сирени посреди могучей лесной братии.

Марина быстро расставляла посуду и бутылки. Велела Оле раскладывать овощи и закуски. Морозов с друзьями, не теряя времени, налили в стаканы водку.

– За тебя, Гриша, за твоё назначение! – Морозов развалился на стуле с широкой спинкой.

– Без тебя, Роман Борисович, сам знаешь, ничего бы не получилось… – Гуциев пригладил сальные волосы, – всё благодаря тебе.

– А то! – усмехнулся Морозов и повернулся к девушкам. – Как там тётка твоя? Совсем, смотрю, из ума выжила? Старая прошмандовка! – добавил хмуро.

Оля замерла над огурцом, не отвечая.

– Маринка! – Роман хлопнул Шагину по заду. – А ты чего припёрлась? Звал я тебя? Не помню!

Марина развернулась к нему лицом и старательно раздвинула губы в натужной улыбке.

– А я без тебя, Рома, жить не могу.

Морозов, словно воду, выпил целый стакан водки. Прижал кулак ко рту, крякнул, разглядывая Шагину.

– Прям Ромео и Джульетта! – заржал Макаров, роняя изо рта длинные волокна квашеной капусты.

Морозов скривился и снова выпил.

– Попутала ты мне планы!

Не понять, что в его голосе: сожаление или угроза.

– А, может, и нет, – Морозов захрустел пучком зелёного лука, улыбаясь собственным мыслям.

Несколько часов Оля просидела на табуретке, наблюдая как веселится компания. От напряжения сгрызла почти до мяса ноготь большого пальца. На предложение присоединиться категорически отказалась, бросив на Марину полный ужаса взгляд.

Шагина тоже не пила. Добавляла закуски и водку на стол лично. Ольга заметила, как Марина следит за Морозовым и его друзьями, как прислушивается к их разговорам и настроению. С тоской смотрела в окно, вздрагивая и вжимаясь в стену от оглушительных взрывов мужского хохота.

Начинало темнеть. Но даже в этих сумерках далеко за домом, среди тёмных деревьев, она продолжала видеть одинокий куст, усыпанный белыми гроздями сирени.

31

«Красивая женщина умирает дважды», – думала Оля, когда шла по улице, ловя на себе взгляды прохожих. Умирать она не собиралась, во всяком случае с этого дня. Да и красота в её понимании занимала довольно неустойчивую позицию.

Страх того, что Гуциев и Тищенко выкрутятся, постепенно сошёл на нет. Новости распространились очень быстро. Она уже не сомневалась в том, что жители Чудова, пристально рассматривая её, видят не опухшие скулы с синими разводами под глазами, а жадно пытаются считать с её лица подробности столкновения и в меру интеллекта и фантазии додумать недостающее.

Платона она увидела издалека. Пёс стоял у входа в «Пятёрочку» и, повиливая хвостом, провожал взглядом людей, выходивших из магазина. Когда девушка появилась на дорожке, он повернул лохматую голову и несколько секунд рассматривал её. Затем вытянул морду, втягивая воздух и шевеля бровями. Оля замерла, чтобы дать ему время, но Платон, взвизгнув, понёсся навстречу, высоко подпрыгивая и тряся ушами.

– Привет, привет! – Оля села на корточки, подставив лицо собаке и не обращая внимания на клубы пыли, поднявшиеся из-под хвоста Платона. К дому Лаврика они пришли вместе.

Две женщины у подъезда проводили их долгими красноречивыми взглядами. До Ольги донеслись слова: «С кем поведёшься! А поначалу-то вполне приличная была». Нет, видимо, не все в Чудове были в курсе событий последних дней.

Кажется, в квартире Лаврика всё осталось без изменений. Это обрадовало Олю. Хоть что-то оставалось незыблемым. Платон с интересом наблюдал, как девушка наводит порядок. Под собачьи вздохи выкинула скопившиеся бутылки, очистила холодильник и морозилку от залежавшихся и испорченных продуктов. На кухонной полке нашлась консервированная говядина в покрытой ржавыми разводами банке. Проверив дату, Оля произвела нехитрые подсчёты и согласно кивнула. Голодный пёс, высунув язык, застенчиво переминался с ноги на ногу и улыбался, точно прочитав её мысли.

– Понимаю, что вредно, но ведь нам выбирать не приходится? – содержимое банки перекочевало в миску.

Пока Платон жадно ел, Оля несколько раз провела ладонью по его жёсткой шерсти.

– Собака… Собака моя…

Когда часы на столе Лаврика показывали пятнадцать минут десятого, Ольга решительно достала сумку Марины и положила её в пакет. Платон, вылизав до блеска миску, уже ждал девушку у двери, безошибочно поняв её намерения. В отделение на встречу со следователем они пошли не через центр, а по известному уже пути, минуя поворот на карьер, чтобы встретить как можно меньше людей.