– Сегодня Элайас Роди пришел и говорил со мной. Он сказал, что пришел час, когда я могу оказать ему большую услугу и снова доказать, что благодарен за его помощь. Я попросил его сказать, в чем дело. Он сказал. Я выслушал. Он сказал, что основанная им колония процветает, но он хочет еще одного и именно это просит у меня. Дважды уже он говорил со мной об этом. И на этот раз потребовал окончательного ответа. Он потребовал больше, чем я могу дать. Я так ему и сказал. Поэтому я и созвал вас на совет. Сейчас я изложу вам его желание. Вам решать.
Олуски замолчал, давая возможность всем желающим выступить.
Никто не хотел говорить. Все переглядывались, словно пытались прочесть мысли друг друга.
Вождь продолжал:
– Белый человек хочет купить холм, на котором стоит сейчас наш поселок.
Хор гневных, протестующих возгласов встретил эти слова.
– Выслушайте меня, – продолжал Олуски, – а потом решайте. Белый вождь предложил мне сто ружей, двести квадратных одеял макино [4], пять бочонков пороха, пятнадцать тюков ткани и сто оружейных поясов, а кроме того – бусы, ножи и другие мелкие вещи. За это он хочет получить в свое владение этот холм, включая все пространство, занятое нашим поселком, и полосу земли от холма до залива. Я не сказал вам о своем мнении, чтобы не навязывать вам решение. Предоставляю его вам, братья. Каким бы оно ни было, Олуски согласится с ним. Я сказал.
Олуски замолчал и сел.
Молодой воин, который заговорил первым, снова встал и обратился к вождю:
– Почему Олуски просит решать нас? Земля принадлежит ему – не нам.
Вождь ответил на этот вопрос, не вставая. Голос его звучал печально и глухо, как будто говорил он вынужденно.
– Я попросил вас, сыновья мои, – сказал он, – по важным причинам. Хотя земля моя, но кладбище наших предков, которое на ней расположено, принадлежит не только племени, но и детям других племен.
Собравшиеся молчали. Такая тишина предшествует буре. И вдруг все одновременно громко и протестующе заговорили, и если бы Элайас Роди видел эти сверкающие глаза и гневные жесты, если бы слышал яростные обвинения, которыми было встречено его предложение, вряд ли он рискнул бы повторить его.
Посреди этой дикой сумятицы Олуски сидел, опустив голову, и на сердце у него было тяжело.
Но шум продолжался недолго. Это было лишь проявлением общих чувств, ждавших только голоса, который бы их выразил.
И голос нашелся. Это был голос все того же молодого воина. Теперь, когда желание воинов было известно, он, как и любой другой, мог бы его выразить.
– Избранные племени решили, – сказал он в наступившей абсолютной тишине. – Я провозглашаю их ответ.
– Говори, – произнес Олуски, подняв голову.
– Они отвергают взятку белого вождя, предложенную за кости наших предков. Они просят меня спросить Олуски, что он ответит бледнолицему.
Старый вождь торопливо встал, его фигура и глаза словно увеличились, расширились.
Гордо осмотрев собравшихся, он чистым, звонким голосом воскликнул:
– Ответ Олуски написан здесь! – При этих словах он прижал руку к груди. – Когда белый вождь захочет его услышать, я скажу – НЕТ!
Одобрительными криками встретили воины эту патриотическую речь. С радостными восклицаниями окружили они вождя.
Престарелый патриарх почувствовал, как с новой силой кровь заструилась в его жилах. Он снова стал молод!
Через некоторое время возбуждение спало, и воины, выйдя из дома советов, разошлись по своим вигвамам.
Олуски вышел последним.
Когда он вышел на порог, ожививший его внутренний огонь словно неожиданно погас, вождь согнулся и шаги его стали усталыми.
Глядя вниз с холма, он увидел поселок белых, освещенные окна мерцали в темноте.
Одно окно, ярче других, привлекло его внимание.
Это был дом Элайаса Роди.
– Я боюсь, – слабым голосом сказал старый вождь, – мой дар окажется смертоносным и для него, и для меня. Когда в сердце входит честолюбие, в нем не остается места для чести и справедливости. Наши люди не знали этого человека в прошлом и судят о нем только по настоящему. Я был щедр – Великий Дух знает это, – но я должен быть и справедлив. И если на совете люди дали волю своему гневу, мне не в чем винить себя. Я только исполнял свой долг. Да отвратится сердце белого вождя от алчности, которая заполняет его. Великий Дух, услышь мою молитву!
Естественным жестом престарелый индеец поднял руки в обращении к той силе, которая знает мысли и белых, и краснокожих…
Глава XII. СИТУАЦИЯ
Прошло несколько дней после встречи в доме советов.
Ответ воинов-семинолов передал «губернатору» сам Олуски.
Старый вождь облек это решение в вежливую форму, выразив одновременно свое сожаление.
Элайас Роди удивительно хорошо владел собой.
Он улыбнулся, пожал плечами, подал руку семинолу и жестом показал, что отказывается от этой темы.
Больше того, он протянул старому вождю ружье прекрасной работы, тюк ткани и бочонок пороха.
– Ну, ну, – сказал он мягко, – не позволим такой мелочи отразиться на нашей старой дружбе. Ты должен принять эти вещи – это пустяк. Если примешь, я пойму, что ты не затаил зла ко мне и к моим людям.