Вспомнилось Ольге. Вчера привезли с «позиции», преграждавшей дорогу из Гилевичей, восемнадцать трупов… Шесть — в белых крестьянских свитках и двенадцать красноармейцев. Там был вчера ночью жестокий бой. Наши отбили попытку красных прорвать заставу. И восемнадцать трупов теперь лежали в ограде кладбища. Равно, одинаково русских и тех и других, стравленных на смертельный бой жестокою сатанинскою властью. За что погибли они?
— «Прости, Господи, благословляющую руку Твою над всею Твоей землею Российской с городами и селами, со степями и горами, с лесами и водами, со зверями и рыбами, с куполами церковными, с благовестом тихим и со всем православным людом».
— «Пошли нам, Господи, нашими же руками освободить нашу Родину, дабы вновь стала она Русью Святою, Державой христианскою, с русским и Христианским над нею Правительством. Благослови, Господи, всеобщее русское вооруженное восстание».
Священник закончил отпечатанную на белом листке молитву.
Он поднялся с колен, быстро прошел на амвон и, повернувшись к пастве и осеняя ее крестом, вдохновенно провозгласил:
— Господи! Пошли нам Царя православного!.. Укрепи… сохрани… и наставь Верховного Вождя русского, Великого Князя Николая Николаевича!..
Потом широко простер над стоявшим на коленях народом благословляющие руки и тихо, проникновенно закончил:
— Благослови, Господи, и малых сих. Вооружи их мощью и дерзанием Твоим… благослови и укрепи виноград сей, лозу крепкую, ю же насади десници Твоя.
Плавно заколыхались мощные аккорды хора:
— Господи! Спаси Россию… Господи! Спаси Россию.
Ольга не в силах сдержать слез выходила из церкви. Ей вслед, с освещенного солнцем клироса, из-за сияющей ризы св. Николая Чудотворца неслось:
— Господи! Спаси Россию [26]
.Зимний день был прекрасен. Таял на солнце слезами снег, горел алмазами, ниспадал хрустальными ледяными сосульками с церковной крыши и кладбищенских могильных крестов, блистал радужными огнями.
Кругом был лес. Пышная горностаевая снеговая мантия легла на широкие лапы еловых ветвей. Из-под нее изумрудом сверкала свежая хвоя. На плетневой ограде наперебой чирикали воробьи, радуясь солнцу и теплу. Народ медленно расходился из церкви.
Парни в светлых праздничных свитках и красноармейцы в ветром подбитых шинелях с косыми нашивками стояли у погоста. Вился к голубому небу белый дым «крученок» и «сигарет». Оттуда слышались веселый говор и шутки.
Чей-то тенор залился красивым запевком:
Оборвал. Засмеялся беспечным молодым смехом и сказал:
— Не гоже, братцы, спевать до обеда.
Ольга вышла с группою женщин на площадь. Феопен полою своей длинной шинели обмел снег со скамеек, стоявших по скату вдоль церковной площади. Ольга и несколько женщин сели на них. Марья Петровна, заведующая лазаретом, пожилая женщина, севшая рядом с Ольгой, продолжала свой рассказ Варе «Толстой», Мане «Совушке», прозванной так за большие круглые очки в черной роговой оправе, и старой Палаше-стряпухе.
Ольга с волнением слушала рассказ Марьи Петровны. Как далеко сейчас весь тот шумный мир, что был в городе, с его трамваями, автомобилями, электрическим светом и бедными, мятущимися девичьими душами, погибающими без помощи, как погибла Светлана. Казалось, теперь кругом совсем иной, древний, библейский мир, когда Бог ходил среди людей, когда Его голос был слышен то с высокой горы, то из густого горящего и не сгорающего кустарника. От рассказа Марьи Петровны веяло дыханием полной чудес незапамятной старины и, слушая его, Ольга невольно думала о том, что, если уж начали проникать в их мрак такие лучи, должен быть близок общий рассвет и скоро должна кончиться ночь, еще тяготеющая над Россией.