Белая тень. Жестокое милосердие

И еще одно ему подумалось, и еще одно вспомнилось, пока догонял Нелю. Он знал, что она была замужем. Ее замужество оказалось неудачным. Муж не защитил диссертацию, его за что-то выгнали из Института нефти, он пошел сменным мастером на завод, но и там что-то не заладилось, и наверное же не ладилось и в семье… Пока и не поломалось окончательно. Теперь она будет осторожнее. Выйдет замуж за того, кто защитился.

Именно поэтому он и назвал ее мысленно хищницей. Она будет охотиться на крупную дичь. То, что сейчас становится дичью он сам, рассмешило его. Но он будет дичью хитрой… Возможно, как только разгадает замыслы охотника, так и улепетнет в кусты…

Как и у каждого старого холостяка, у Борозны было преувеличенное представление о поползновениях женщин на мужскую свободу и о коварных, расставленных на всех стежках силках, он настораживался и крался там, где другой прошел бы, напевая во весь голос. Ну, подумал он, там будет видно. Из него не бог знает какой ухажер, но ведь не только константы и механизмы реакций изучал он двадцать лет… Доучился до тридцати шести лет. Старый холостяк. Возраст, когда стыдно признаваться, что ты не женат. Начинаются всяческие подозрения. Ему, впрочем, на них наплевать. И на все наплевать. Но жениться сейчас и впрямь не просто. Не пойдет же он в общежитие пединститута на танцульки, не станет объясняться в любви восемнадцатилетней девушке. Она просто убежит от него. Да и о чем бы он с нею говорил? Они были бы словно из двух разных столетий.

В это мгновение Борозна догнал Нелю. Он шагал широко, в голове слегка шумел хмель, и он чувствовал какую-то легкость в теле, от чего рождалась еще большая уверенность в себе, и настроение было легкое, игривое.

— Одинокий идальго, рыцарь печального образа просит у очаровательной незнакомки ласкового и милостивого разрешения сопровождать ее в опасном следовании к общественному транспорту… — сморозил и покраснел от досады, почувствовав несоответствие этих слов настроению Нели — задумчивому и сдержанному, несоответствие всему — этому вечеру, их возрасту, положению в институте. Ему стало стыдно, что он так низкопробно, неразумно навязывал себя, что не подошел непринужденно и просто. Он и сам не понимал, как это произошло. Пока обмозговывал эту встречу, думал о ней — все получалось хорошо. А вот раскрыл рот, и вылетела такая глупость. А он же думал, что все будет легко, красиво… Только легко и красиво: с девушками, с женщинами лучше всего завязывать знакомство именно так. В полушутливом разговоре легче выяснить, на что можно надеяться, в таком разговоре, на случай неудачи, легко отступить. И вот в последний момент он растерялся. Какая-то неуверенность, какая-то холодная мысль сбила его, толкнула в крайность, извлекла откуда-то эти бессмысленные слова.

Неля Рыбченко и в самом деле посмотрела на него как на сумасшедшего, хотя ему показалось, что удивление ее преувеличено, наиграно. Однако ответ ее был слишком трезвый, прозаичный и даже оскорбительный:

— Тот, под кого вы хотите сработать, был рыцарем печального образа потому, что много страдал, мало ел и безустанно думал о даме сердца, а самозваный идальго лишь читал о страданиях в книжках, одной краковской съел за вечер полкилограмма и бежит за юбкой, оказавшейся ближе других. К тому же идальго был очень непрактичен, он не выращивал свеклу.

Эти слова можно было воспринять как пощечину. Пощечину ни за что ни про что, так — за здорово живешь. Однако бесцеремонный и опытный Борозна так не подумал. Конечно, было неприятно слышать такое. Но эти слова относились больше к ней, чем к нему. Она выставляла наивысшую цену. Давала понять, чтобы не надеялся на легкий флирт и ни на что временное вообще, давала возможность оскорбиться и уйти. Кроме того, она растерялась сама, сказала так из инстинкта самозащиты.

Уходить ему не хотелось, и он стал искать какой-то середины. Поэтому уже нельзя было сразу оставить взятый тон, каким бы неуместным он ни был.

— Ну, а все-таки, может, и есть какое-нибудь сходство… — произнес он и погладил густую, черную клинообразную бороду.

— Ее хватило бы на семерых идальго, — улыбнулась Рыбченко. — Знаете, на кого вы больше похожи? Вам никогда не говорили? На древнего ассирийца. Что на рисунках в учебниках четвертого класса. Помните, идут один за другим, с луками…

— Но разве не может быть сходства внутреннего? — не сдавался он. — Например, аки защитника слабой половины…

— Теперь такие защитники, — махнула она рукой, — удирают впереди Дульсиней…

Она сказала это без конкретного адресата, незлобиво, просто так, и напряженность спала. Неля как бы переводила разговор в иной регистр, а поэтому и его коварная мысль, ему же на радость, не находила подтверждения.