Читаем Белая тень. Жестокое милосердие полностью

Чередование сцен обусловливает все большую драматическую напряженность сюжета. Не упрощая ситуацию психологически, Ю. Мушкетик показывает, как любовь к Ивану, верность его памяти в душе Марийки постепенно отступают под напором того всепоглощающего чувства, которое владеет Василем. И все же, наверное, нашла бы в себе силы Марийка ждать и надеяться, если б не надвигающаяся необходимость покинуть родные места и ехать на шахты в Донбасс. Иван появляется в селе сразу после того, как был заключен брак Марийки с Василем.

История любви для Ивана складывается драматически. Но для писателя не это главное. Он показывает, каков Иван сам, каково чувство, во имя которого тот рвется на родину. В то время, когда все вокруг было столь зыбко и непрочно, когда жизнь могла оборваться ежесекундно, оказывается, продолжало существовать нечто непреходящее, неустранимое в жизни, что становилось как бы символом самой жизни — это любовь.

Финал романа окрашен суровым аскетизмом. Сердце, наполненное до краев любовью к Марийке, подсказало Ивану, что он опоздал. Теперь незачем «выяснять отношения». За них это сделала война. Иван не позволил себе даже взглянуть на Марийку. На том же танке, на котором он примчался в село, он ринулся в бой, чтоб мстить врагу за все, — за разрушенную жизнь и за отнятую у него войной любовь.

Если он уцелеет, жизненная драма его обретет особую, может быть, наибольшую остроту. Грохот войны, ее неостановимый конвейер еще могли как-то заглушить голос любви. Но с тем большей силой зазвучит он вновь, когда пушки умолкнут.

Вывод о последующей драме жизни Ивана, на мой взгляд, закономерно вытекает из антивоенного, гуманистического пафоса романа, из возвышенно-романтического мироощущения героя, обусловливающего нравственный максимализм его поведения.

Такая любовь, как у Ивана, выпадает раз в жизни. Второй Марийки он не обретет. Подобной мысли в прямой форме в романе не содержится, но его сюжет можно сравнить с траекторией ракеты, неумолимо устремленной к цели. Вот она уже на излете почти, а потом и совсем погасла. И вдруг где-то там, за пределами траектории, ракета находит в себе оставшиеся силы, чтобы дать последнюю вспышку. И этот уже слабеющий свет вдруг по-новому освещает все то, что мы видели раньше.

Роман не лишен метких деталей чисто бытового характера, связанных с показом концлагерной жизни и обстоятельств побега. Они необходимы писателю, чтобы показать ту внутреннюю одухотворенность героя, которую он сохраняет в самых нечеловеческих обстоятельствах и которая окрашивает все его мировосприятие.

Наверное, не совсем правильно было бы отыскивать в «Жестоком милосердии» более или менее непосредственно выраженные черты автобиографизма. Но доподлинность знания военного быта рождена собственными впечатлениями.

Война застала Юрия Мушкетика в родном селе Веркиивка Черниговской области, когда ему было двенадцать. Отец, активный участник борьбы за установление советской власти, ушел на фронт. Вместе с другими семья Мушкетика двинулась на восток. Впервые слуха мальчика коснулось непонятное, холодное и тревожное слово — «эвакуация».

Оказалось, дороги в Россию враг уже перекрыл, и не оставалось ничего иного, как вернуться обратно. А здесь — услышать впервые, а потом во всей его безжалостной жестокости понять и ощутить на себе другое слово, куда более грозное — «оккупация».

Для семьи Мушкетика жизнь «под немцем» могла в любой момент обернуться бедой. Не только отец, но и мать Юрия была активисткой колхозного строительства — немало лет она работала председателем колхоза.

Впоследствии впечатления военных лет легли в основу повести «Огни в ночи» (1958) и ряда новелл, которые в совокупности послужили творческой базой для работы над «Жестоким милосердием». Но путь к нему предстоял еще долгий.

Тяготение к прозе родилось у Ю. Мушкетика давно. Будучи студентом второго курса Киевского университета, усердно изучая филологию (несколько лет он получал именную стипендию Ушинского, что было существенным подспорьем для него в трудные и полуголодные послевоенные годы), Юрий Мушкетик начал повесть про национального героя украинского народа Семена Палия, основанную на большом количестве тщательно собранных материалов — от народных преданий до забытых документов. Издательство «Радянський письменник» выпустило повесть в 1954 году, и тогда же она увидела свет в журнале «Дружба народов» и отдельной книжкой — в издательстве «Молодая гвардия».

Роман «Гайдамаки» (1957) был тоже повествованием об историческом прошлом. Отмечая эпический характер повествования, обусловленный материалом, критика полагает, однако, что событийная основа сюжета не во всем еще обеспечивалась должной мерой художественного мастерства.

То, что Ю. Мушкетик начал с произведений на историческую тему, вряд ли следует считать случайностью. Можно назвать немало писателей, прошедших всю войну, в полной мере изведавших на себе то, что она значит, и отразивших ее в своих книгах лишь многие годы спустя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза