Читаем Белая тень. Жестокое милосердие полностью

Конечно, его мысль шла в таком направлении не всегда, а только в минуты самосозерцания, оглядки назад. Ибо разве же он не жил надеждами — найти, открыть; разве он не находил радости в работе — в энергии своих помощников, искренней преданности ему, а значит, и делу аспирантов и молодых научных сотрудников и, наконец, всей лаборатории? Не находил утешения и радости в своих детях? В книгах, музыке?

Да, это тоже было счастье. Правда, несколько иное — тихое, спокойное.

В том же, о чем только что рассказывал Михаилу, по логике должна лежать хоть частица, хоть искра того марева, которое по-настоящему согревает человеческое сердце, которого столько ждал и уже разуверился дождаться. Может, это был уже и не тлеющий уголек, а светлячок или даже обломок трухлявого пня, что обманно светится в ночной темноте. Этого до конца отгадать он не мог. Однако ж грело оно его хоть немного несколько лет назад!..

— Глупый ты, Дмитрий, как километровый столб! — нагнувшись к нему, заговорщически шептал Михаил. — Ну и что из того, что вместе работаете? Ну и что, что из одной лаборатории? Если она сама липнет…

Марченко все сводил к общей работе в лаборатории, некоторой, пожалуй, неловкости от этого.

— Просто смешно. Ты ведешь себя как вахлак, — продолжал Михаил. — Она еще подумает, что ты боишься.

«Я все же поеду, — почти не слушая его, думал Дмитрий Иванович. — Но только в том случае, если она будет с мужем. Любопытно, догадывается ли о чем-нибудь Степан Степанович? Да и в самом деле, что это я так все усложняю? Ничего в этом нет. Прогуляюсь, отдохну. Когда еще вырвусь…»

Он немного завидовал Михаилу. Той легкости, беззаботности, с которыми тот еще и до сих пор ходил по таинственным, скрытым от людского глаза тропкам. Дмитрий Иванович уже убедился, что, как бы ему этого ни хотелось, не сможет он ходить так, потому что строй его души совсем иной. Однако он не хотел, чтобы Михаил знал об этом. И потому начал в слегка легкомысленном тоне рассказывать, как однажды ездил со Светланой за город, как испортилась машина и они ночевали вдвоем в лесу, как натолкнулся на них лесник, и они испугали его светом фар. Все это он вычитал в каком-то польском романе, но рассказывал так увлекательно, с такими подробностями, что порой даже самому казалось: это и в самом деле было с ним.

Глава четвертая

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза