Белая тень. Жестокое милосердие

Он отложил статью и взял у Нели текст, с которым она должна была выступить сегодня в три часа на защите своей диссертации. Неля села рядом, положила ногу на ногу, ждала. Он невольно скосил глаза на круглое, необыкновенно круглое, обтянутое капроном колено и так же невольно заерзал на стуле, отодвинулся вместе с ним. Поймав это невольное движение, фыркнул, подосадовал сам на себя. Да, он знал, что слишком многое упускает в жизни, что жизнь летит, а он упускает ее сладкие мгновения… Встречались ему молодые женщины, случались иные соблазны. Он знал, что, вероятно, пожалеет об этом. Но что-то другое говорило ему: разве может он сберечь в себе мгновения наслаждений, разве они что-то прибавят ему и разве, наконец, в том, последнем, страшном, когда придет пора лечь в глинозем, это его спасет?! Наверное, оно может немного утешить в старости — я пожил, я взял от жизни все, но и это обман, в тот миг он будет иметь ровно столько же, как и тот, кто не воровал этих сладких капель.

С какого-то времени Дмитрий Иванович стал требовательнее к себе. Знал, что какая-либо вольность в поведении с женщинами ему уже не к лицу по возрасту, да и была для этого конкретная причина, которая как раз Нели и касалась. А знали о ней трое: Светлана Кузьминична, Неля и он. Однажды, это было совсем недавно, два месяца назад, сидели они с Нелей, он прочитал рукопись ее автореферата и советовал, что переделать, что дополнить, что выбросить совсем, когда в кабинет внезапно вошла Светлана Хорол. И того, как торопливо он убрал руку с плеча Нели, как он покраснел, было достаточно, чтобы Светлана Хорол возненавидела Нелю сильно, затаенно, как только может ненавидеть женщина. В этот миг Дмитрий Иванович подумал, что его всю жизнь окружали красивые женщины. Была ли это случайность или какое-то сознательное стремление с его стороны?.. Но Неля Рыбченко… о чем-то подобном ему не подобало даже думать.

И Дмитрий Иванович чрезмерно серьезно посмотрел на Нелю и сосредоточенно, слишком сосредоточенно стал читать ее выступление. Однако ему не удалось прочитать его за один раз. Хлопнула от сквозняка дверь, в кабинет неуклюже, бочком вошел Юлий. На его продолговатом, наивном лице была написана решимость, почти вызов, он подошел к столу и положил перед Марченко иностранный журнал. Это было обычно, к нему часто приходили с такими журналами, там публиковались статьи о работе, подобной той, которую проводили они, он сам приучил своих младших коллег к этому, сам требовал «проверять пульс соперников». Из журнала выглядывала закладка, Дмитрий Иванович развернул его в том месте.

— Я плохо читаю по-французски, — сказал, почти извиняясь, споткнувшись уже на втором слове в заглавии статьи.

Юлий ткнул пальцем в закладку — на ней был перевод заглавия.

— Да вы просто молодец, здесь речь идет о той же мишени, что и у нас! — воскликнул Марченко, прочитав перевод и не замечая на лице Юлия жертвенной решимости. Схватил со стола красный карандаш и написал на обложке журнала большими буквами «Sine mora!»[8] и подчеркнул дважды.

— Журнал из академии, — сказал Юлий, чтобы остановить руку шефа, намеревавшуюся подчеркнуть эти слова третий раз. — По-французски у нас читают Пинчук и Бобров. — И быстро вышел из кабинета.

Неле хотелось крикнуть, чтобы шеф не читал эту статью, она разволновалась, рассердилась на Юлия, а потом подумала, что, может, тот поступил не так уж и неправильно, раскопав в библиотеке журнал и положив его шефу на стол. Однако она не могла об этом долго думать, ее занимала собственная защита, и, понуждаемый ее взглядом, Марченко уткнулся в бумаги.

Выступление его удовлетворило, он еще раз похлопал Нелю по плечу, сказал, чтобы она не волновалась, что все будет хорошо, и даже проводил ее по коридору до комнаты, в которой она работала. У двери этой комнаты стояли Вадим, Юлий, Евгений, Степан — курили, разговаривали; увидев Марченко, все сразу смолкли, побросали папиросы и быстренько разошлись. Это удивило Дмитрия Ивановича — обычно сотрудники всегда радовались, когда он подходил к ним, во время перекура происходили самые откровенные, пожалуй, даже немного панибратские разговоры. А теперь они как будто убежали от него. Однако раздумывать ему было некогда: надо съездить в институт органической химии и в Президиум академии, потом защита Рыбченко, потом его собственное выступление на защите другого молодого претендента на соискание ученой степени — из Минска, и так до вечера. А вечером банкет, тоже словно бы неудобно не пойти. И он, не заходя в кабинет, пошел по ступенькам вниз.