Белая тигрица

Я, как всегда, не угадал. У Бога были свои планы на мой счет. Словно в насмешку, моя тигрица вдруг исчезла! Растворилась! Превратилась в воздух! Мои руки обнимали пустоту… Какая-то сила разъединила нас легко и просто, как два перышка! Это было уже слишком. Я сам зарычал от бессилия как тигр и долго и бесцельно стучал по земле кулаками.

Поднял меня Ольвин. Нарцисс стоял тут же с перекошенным лицом, они тоже выпрыгнули в окно вслед за мной. Я вырывался в припадке бешенства, я ненавидел в эту минуту всех и самого себя в том числе.

— Пусти меня! И вообще, катись к чертовой матери!.. Ну, чего уставились?! Вы мне надоели! Оба! Пропадите вы пропадом!

Ольвин крепко встряхнул меня за плечи.

— Ну, что это еще такое? А ну-ка утихни…

Я опомнился. Мне стало стыдно. Со мной говорили как с капризным ребенком.

— Да отцепись ты наконец…

— Мартин, надо срочно ехать домой.

— Домой?

— С ней что-то случилось. Тигрица пропала. Совсем. Ты понимаешь, что это значит?

— Нет, — помотал я головой.

— Вспомни, что было в прошлый раз!

Я вспомнил. Я обмер от жуткой догадки. Я бросился к Нарциссу.

— Мне нужно уехать, Нарцисс. Срочно!

— Опять с ним?

— Я завтра вернусь, клянусь тебе!

— Не успел вернуться — уже убегаешь?

— Да никуда я не денусь! Никуда! Мне просто очень нужно!

Он колебался не долго.

— Я поеду с тобой.

Такого я никак не ожидал. Скорее, думал, что он заупрямится.

— Это еще зачем? Я и так вернусь, Нарцисс. Я теперь твой раб навеки.

— Я поеду с тобой, — повторил он упрямо.

*******************************************************

**************************************

Мы ехали вчетвером: Нарцисс, Энди Йорк, Ольвин и Даная Доминицци. Даная ловко сидела на Дедале и от нас почти не отставала, мы неслись галопом что есть силы. Не знаю, правда, откуда эти силы еще брались.

Я уже не представлял, как вернусь опять в этот дом. Он остался уже в другой жизни, как щемящее воспоминание, как сладкий и спокойный сон. Никогда уже мы вчетвером не соберемся у камина и не рассмеемся так весело и простодушно как раньше, я не буду сидеть перед Изольдой на кухне, смотреть на нее и сматывать ей клубки, послушный и добрый, как сытый домашний кот. Снова Нарцисс, снова Кристофер, снова бесконечное ублажение самых дурных своих наклонностей: тщеславия, лени, сладострастия! У меня теперь только одна дорога — в роскошное рабство и в бездну пороков.

Подъезжая к Тарлеролю, мы уже порядком устали, но вид городской стены с башнями и шпилями придал нам сил. Прохожие шарахались от нас в стороны и прижимались к стенам. Молодой барон Оорл вел себя так же бесцеремонно, как и старый, впрочем, я к нему несправедлив.

Ольвин спрыгнул с коня первым, но пока он подавал руку Данае, я уже успел вбежать в дом.

— Изольда! — заорал я с порога.

Ее не было ни на кухне, ни в гостиной. Она лежала на полу в своей комнате в луже крови. Над ней стояла окаменевшая Нолли, по лицу ее были размазаны слезы вперемешку с черной краской для ресниц, подбородок мелко трясся.

— Я вошла, а она уже мертвая…

У Изольды уже не было признаков жизни, она потеряла слишком много крови, лицо было белое как мел, перекошенное мукой. Мы опоздали! Я прижал ее к себе и завыл как побитый пес.

— Что с ней? — спросил Ольвин, вбегая следом, — опять перерезала вены?!

Где-то в дверях вскрикнула Даная и ахнул Нарцисс. Нолли всхлипывала, я стонал.

— Успокойтесь, — жестко сказал Ольвин, и мы все застыли на месте, так повелительно это прозвучало, — Мартин, вскипяти воду. Быстро! Дана, открой окна. Нолли — аптечку! А ты, — он повернулся к Нарциссу, — сбегай что ли за доктором. Три дома вниз по улице…

Сам он расстегнул Изольде ворот и перенес ее на кровать. Я побежал на кухню.

Вода не закипала мучительно долго. И куда-то запропастился Нарцисс, не застал, наверно, доктора дома! И слишком громко рыдала там наверху Нолли, маленькая сестра Изольды. Я был готов сделать что угодно, перевернуть мир, выпустить из себя кровь по капле… но от меня требовалось только вскипятить воду.

С улицы послышался бодрый конский топот. Я выглянул в гостиную. Вошел Нарцисс, а вслед за ним личный лекарь герцога Тарльского и еще два медицинских светила с увесистыми саквояжами. Когда он только успел их собрать?!

— Я подумал, что так будет лучше, — сказал он изумленному Ольвину, — если они не оживят твою сестру, я их повешу.

— Вы бесподобны, ваше величество, — сказал Ольвин, и в эту минуту я был с ним полностью согласен.

Мы с ним отнесли наверх, в комнату Изольды, котел с кипятком. Потом доктора нас выгнали: и меня, и Данаю, и Нолли. Ольвин вышел последним. Он сел на ступеньки и стиснул голову руками.

Была жуткая тишина, нарушаемая только всхлипываниями Нолли. Я обнял ее, вытер перепачканное лицо платком и поцеловал уже совершенно бессознательно, чисто по привычке. Она почему-то стала вырываться.