Кончина Владимира Кирилловича ознаменовала окончательный разрыв его семьи с Зарубежной Церковью, а для владыки Григория – крушение последних надежд на восстановление монархии По свидетельству А. Г. Шатиловой, «когда мой отец узнал о подробностях похорон… то грустно понурив голову он сказал: «Мы похоронили не только Великого Князя – с ним мы похоронили русскую монархию»»[41] Почему же в тот момент, несмотря на наличие легитимных, с точки зрения семьи Граббе, наследников, положение виделось владыке настолько безнадежным? Дело в том, что отпевание Владимира Кирилловича совершил Московский Патриарх, прах его упокоился в Петропавловском соборе Петрограда, и теперь никто уже не мог заявить о том, что все это еще не означает признания Московской Патриархии Великая Княгиня через два года так подытожила свои ощущения тех дней: «после крайне неэтичного поведения ее (РПЦЗ. – С. С.) иерархов во время погребения моего Августейшего Супруга мне очень тяжело о ней говорить В те трагические дни я очень оценила духовную поддержку со стороны Святейшего Патриарха Алексия II и теперь до конца своих дней я буду ему верна» [42] Мы не располагаем сведениями о том, в чем заключалось неэтичное поведение иерархов РПЦЗ Владыка Григорий в письме Леониде Георгиевне так объяснял события тех дней: «Тяжелая для всех нас утрата усугубилась тем, что имела место во дни Страстной Седмицы, когда все мы, архиереи, были заняты богослужениями Тем не менее, все же делались планы к погребению Великого Князя в Лесненском монастыре Все остановилось, когда поступили сведения о принятии Вами петербургского плана Москва, неожиданно для нас, поторопилась вклиниться, и к тому моменту, когда у нас выработалось практическое предложение для совершения погребения, – она нас опередила и поставила перед принятым Вашим Высочеством решением; с некоторой точки зрения довольно заманчивым» [43] Безусловно, при существовавших в Великокняжеской семье настроениях от предложения похоронить Главу Династии в бывшей столице невозможно было отказаться Московские же политики сразу почувствовали всю стратегическую выгоду от именно такого погребения: примирившийся с демократическим режимом Великий Князь ложится в Русскую Землю, провожаемый Московским Патриархом Случайно ли этот последний в своем надгробном слове именовал Его Императорское Высочество странным титулом Главы «Русского Династического Дома»? Но всей этой фальши, по-видимому, не чувствовали в Париже Леонида Георгиевна писала владыке: «Великий Князь считал, что поддержки зарубежной Церкви у него не было Посещение им России и его погребение там окончательно поставили точку на эмиграции, которая потеряла всякий смысл, и одновременно открыли дорогу нашей дочери, Великой Княгине Марии Владимировне, и ее сыну, законно унаследовавшим все права престолонаследия Во время отпевания Великого Князя в Исаакиевском соборе собралось 14 тысяч человек, но еще больше осталось на улице В Никольскую церковь Александро-Невской лавры, где в течение месяца стояло тело Великого Князя, каждый день приходило ему поклониться около шести тысяч человек» [44] На все доводы владыки Григория о недопустимости общения с неправославными епископами Московской Патриархии Великая Княгиня отвечала: «Никто не безгрешен. Мне кажется, что Христос учит нас скорее прощению, чем мести».[45] Однако, как это ни прискорбно, Леонида Георгиевна не собиралась прощать РПЦЗ временных проявлений «нелояльности», зато с легкостью готова была простить советской церкви все, что угодно Ее рассуждения вполне укладываются в классическую «сергианскую» схему: «Может быть, Московской Патриархии приходилось идти иногда на уступки с властью, но нельзя не признать, что Церковь в России была спасена и что сегодняшняя молодежь – будущее страны – начинает воспитываться в нашей Вере»[46]