Белая ведьма Азеила (СИ)

Она даже долг жизни не признала основой для покорности и тем более не собиралась позволить незнакомцу повелевать ею. И не одну ее возмутило подобное пренебрежение — Кларий резко остановил экипаж и развернулся к ней:

— Вейлана, ты уверена, что из этого хоть что-то получится?

— Теперь уже не особо, — честно призналась она.

— Мы можем избавиться от него, — предложил темный рыцарь кровожадно. — Или, если позволишь, я преподам ему урок хороших манер.

Невольно Вейлана рассмеялась:

— Кларий, вам бы и самому не помешали такие уроки.

Он не рассердился, даже наоборот, подхватил ее смех, а затем склонил голову к плечу:

— Но я не шутил. Этот парень слишком много себе позволяет. Он бесполезен.

Взгляд, которым он вперился в Гвидо, был далек от дружелюбного. И Вейлана знала — одно ее слово, и несостоявшийся ее рыцарь закончит свои дни здесь, посреди дороги, никто даже вмешаться не успеет. Да и не захочет. А она лишится единственного своего шанса на спасение. Вот только, глядя на Гвидо, она все сильнее сомневалась, что у нее есть этот шанс.

Юный Сеавендер не выдержал тяжелого взгляда темного рыцаря и отвел глаза. Улыбнулся немного нервно и заговорил совершенно другим тоном:

— Прости. Вейлана, я не намеревался тебя обидеть. Ты выглядишь такой юной и хрупкой, что мне невольно хочется защищать тебя. Мне жаль, что моя забота оказалась столь неуклюжей, что не пришлась тебе по душе. Обещаю, я обязательно исправлюсь.

Взгляд юноши казался таким искренним, что Вейлана смягчилась. Первое впечатление обманчиво, да и Гвидо не привык к обществу аристократок. Нет нужды делать поспешные выводы, до Цитадели еще далеко, и, возможно, ее рыцарь еще успеет проявить себя с лучшей стороны.

— Я прощаю вас, сэр Гвидо, — кивнула она с достоинством. — Надеюсь, подобные недоразумения в будущем не повторятся.

— Сделаю для этого все возможное, — торжественно пообещал он.

Кларий с презрением отвернулся, заводя экипаж. Трилл дернул головой, непроизвольно копируя этот презрительный жест. А Пэн, слегка повернувшись, ободряюще улыбнулся Вейлане, обозначая: как бы не повернулось дело, он на ее стороне. Искренняя преданность — а она уже начала сомневаться в ее существовании. И почему не Пэн — ее рыцарь? Он стал бы надежным спутником, в котором она могла бы не сомневаться. Увы, в ее жизни нет места желаниям, лишь слепое подчинение долгу.

Потому что для пробужденной белой ведьмы не существует несбывшихся желаний. А значит, лучше ни о чем не мечтать.

Однако возможности предаться меланхолии ей не дали. Получив прощение, Гвидо воспрял духом и, помолчав немного, приступил к расспросам. Оказался он человеком любопытным и дотошным, а также начисто лишенным такта, так что Вейлана довольно быстро утомилась, стараясь умалчивать о том, что ему предстоит сделать в Цитадели. Не она должна готовить рыцаря к такому, а пугать раньше времени ни Гвидо, ни своих спутников девушка не хотела. Поэтому старалась ограничиваться теми сведениями, которые уже известны остальным: о связи рыцарей и белых ведьм, о запечатанной магии, о ритуале…

К счастью, Гвидо заметил, что утомил ее, и замолк. Насупился и прикрыл глаза, делая вид, что устал не меньше.

Вейлана уставилась в окно, с сожалением признавая, что показное дружелюбие не помогло ей проникнуться к Гвидо искренней симпатией. Быть может, слишком мало времени прошло от их знакомства, или она возлагала на него слишком большие надежды, но пока она не могла даже представить его рядом с собой. Чужой, совершенно незнакомый человек, в котором ей за напускной открытостью и простотой видится какая-то хитреца, свойственная лишь людям низкого происхождения.

Вейлана пожурила себя за предвзятость и сочла, что несправедлива к юноше. В любом случае, стоит подождать, пока он привыкнет к незнакомому обществу, присмотреться к нему и лишь потом делать выводы.

Другого выбора у нее все равно нет.

18

Кларий не привык чувствовать себя неуверенно. Даже в детстве, выживая в трущобах Гриата, а после — в замке отца, он никогда не сомневался в правильности того, что он делает. Никаких сомнений, никаких сожалений, никакой жалости — ни к себе, ни к другим. Таким он был. Без раздумий он пускал в ход оружие, даже то, первое, слабое, но действенное: деревянные щепы — заточки. Единственное, каким он мог защищаться, сам будучи всего лишь ребенком. Отняв жизнь впервые, стоя над телом урода, покусившегося на его кажущуюся беззащитность, он не испытывал мук совести, не терзался мыслями, можно ли было избежать убийства. Тот человек полагал себя неуязвимым и не ожидал отпора от жертвы, за что и заплатил жизнью. А значит, десятки других мальчишек могут вздохнуть спокойно.

Даже сейчас, вспоминая то, первое свое убийство, Кларий ни о чем не сожалел. Но вот другие… То, что прежде казалось ему правильным — его поведение, его отношение к миру и окружению, его уверенность в своей непогрешимости и вседозволенности — вдруг перестало его устраивать. Воспоминания о неприглядных поступках, совершенных им, мешали спокойно засыпать, лезли в голову и пугали — стоило лишь представить, что о них узнает Вейлана.