Белая ворона

— Да, пока произношение у нашей дочки не самое лучшее, — продолжает выкручиваться мать. — Вы не сердитесь на нее, пожалуйста.

Или это она себя убеждает? Сама придумала, сама поверила — удобно.

Совестно, на самом деле, чуть не подставила свою добрую китайскую мать.

— Как можно сердиться на такую умную и красивую девочку? — и руки в мою сторону.

Тащусь от этих их перепадов настроения. Прям как переключателем щелкают. Только что орала, слюной брызгала, а теперь клешни свои тянет. Обниматься.

Женщина, у тебя свой детеныш есть, с ним и тискайся. Хотя… Не будем мать расстраивать. Не расплющит же она меня, в самом деле.

В общем, прощание с «друзьями» по играм вышло скомканным. И речь не только о моей примятой грубыми руками рубашечке. Стену мою китайскую под шумок растоптали. Грязными ногами (ладно, ботинками) по прекрасному… Эх, все равно бы долго моя поделка не простояла. В лучшем случае, до первого дождя.

— Мама… — за дверями подъезда виновато гляжу на свою защитницу.

— Все хорошо, А-Ли, — улыбается светло-светло. — Ты у меня самая лучшая. Я никому не дам тебя в обиду.

— Скажите, а это не вы живете в той квартире? — на выходе из лифта остановила нас… тетушка, наверное, так будет честнее всего, если описывать одним словом.

— Ши… — осторожное согласие от ма напоминает мне едва пережитый прокол с «чеши».

Много у них этих ши. Стишок вон тот до сих пор в кошмарах мне снится. «Жи-ши» всегда пиши с буквой «ы», так смешнее.

— Это ваша малышка? — продолжает импровизированный допрос тетушка.

Так и хочется наехать на нее. Нет, блин, она чужого китайчонка с распродажи взяла, там же все — одинаковые.

— Ши, — повторяет мамуля.

— Ай-йо! — вскидывает руки в жесте «сдаюсь» эта тетушка.

И начинает балаболить. Как любят местные: очень много слов в минуту и на повышенных тонах.

Тетушка Яо — наша соседка, живет через три квартиры от нас. У нее тоже есть дочь, только она сильно (относительно присутствующего ребеночка) взрослая — уже в институте учится, живет в общежитии при нем.

Конечно же, тетушка Яо (это она сама так попросила ее называть) скучает по дочери, но понимает, что жить отдельно — лучше. Учеба занимает много времени, институт не близко. Если ездить домой после занятий, то времени для сна совсем не останется.

Мы с родительницей слушаем и вежливо киваем. Старших тут принято уважать. Так что убежать от словоохотливой соседки — можно, но некрасиво. Хотя лично я не понимаю, зачем нам вся эта информация.

— Дети так быстро растут, — тетушка Яо устремляет на меня взор узких глаз, полный нерастраченной заботы. — У меня осталось немного игрушек Сяожу. Ей они уже не понадобятся, и мне грустно на них смотреть.

Тут на глаза тетушки набегают слезы. И становится совсем неудобно отказать: соседка просит нас забрать детские игрушки ее дочери. Взять тоже неудобно, так что мать настойчиво зазывает тетушку Яо к нам в гости, чтобы как следует угостить ее вкусной едой. Благодарность, вежливость и как бы взаимозачет.

К вечеру у меня — коробка с подержанными вещами, практически сокровищница для малявки. У тетушки Яо чуть больше свободного места в доме. И приглашение заходить к нам, если станет одиноко — моя мать снова проявила заботливость и чуткость. Еще в прибытке — бесплатная няня, если маме вдруг надо будет срочно отлучиться, тетушка Яо с радостью присмотрит за «чудесной девочкой».

Никогда не страдала от излишней доверчивости к людям, но тетушка Яо как-то располагает к себе. Нет мыслей о киднепинге и прочих подсудных действиях.

О, еще соседка приносит к столу несколько банок с маринованными овощами. Дайкон, фасоль, и корень лотоса. Всё сразу съесть, конечно, две миниатюрные женщины не в состоянии — это же три литровых стеклянных банки. Так что часть овощей плавно переходит на ужин.

И это вызывает небывалый всплеск эмоций у отца.

— Ум-м, — довольно урчит батя, как кот над плошкой со сметаной, только вместо сметаны в его миске — рис и маринованная редька, она же дайкон. — Так давно не ел. Думал, совсем забыл вкус.

Мама опирается локтями на стол, складывает ладошки лодочкой, укладывает поверх «лодочки» щеку. Любуется тем, как муж ест.

— Это от нашей соседки, госпожи Яо Джэйи.

— Вкусно! Так вкусно! — он закатывает глаза от удовольствия. — Прямо, как в детстве.

И ударяется в воспоминания. Слушаю внимательно, это же история моей новой семьи — интересно.

Оказывается, что батя в прошлом — деревенский житель. Его фуму — простые трудяги, живут с земли. Чтобы попасть в школу, юный Ли Танзин топал около часа каждый день в одну сторону. И столько же в другую после окончания занятий.

Централизованного питания для школьников тогда еще не было. Обед брали из дома. Кто что мог, то и нес. Частенько отец мой мог принести с собой в школу только банку с маринованными овощами. Их учительница сама готовила рис для таких учеников, как он. На уличной кухне, во внутреннем дворе возле общежития для учителей.

Чтобы получить хоть какое-то разнообразие, детишки менялись едой, которую взяли из дома. Один-два раза в неделю старая учительница готовила для них, кроме неизменного риса, суп с мясом.