— Вот именно, — очень спокойно подсказал Бреслин. — В нескольких шагах. И ее даже не зацепило. Какое потрясающее везение. Алекс, бомба была в салоне. Больше ей просто негде было оказаться. Кто с тобой ездил последние несколько дней?
— Чушь… — измученно отозвался Монтроз, и Маред поняла, что лэрд едва стоит на ногах, а держится только силой воли. — Полная глупость. Фергал, последний раз Маред подходила к мобилеру вчера днем. Я ночевал в «Бархате», а тье Уинни уехала к себе домой. Мобилер… стоял возле «Бархата». Утром я приехал в контору один. Фергал, бомбу могли подложить когда угодно! Если там был магический взрыватель, да еще гремлинской работы, она могла пролежать в салоне сколько угодно времени. Под сиденьем, например…
Страх не уходил. Но теперь к нему добавилось неизмеримое чувство стыда и вины. Монтроз ее защищал. Он не ждал от Маред предательства, он доверял ей! Единственной, которая в его окружении действительно была предательницей!
— Маред, — повернулся к ней Монтроз все еще пружинистым, хоть и замедленным движением. — Кто вам звонил?
— Клиент… насчет письменной работы…
Губы едва шевелились, выдавливая ложь. Ох, Маред Уинни, какая же ты дрянь. Ну и наплевать! Перед глазами у нее стояло черно-золотое пламя, в ушах звучало ласково-издевательское: «Хотите его убить — просто расскажите все». Ничего она не расскажет! Только бы выиграть время. А вот потом — да. Потом она признается во всем. Когда докажет лэрду и самой себе, что не струсила, а сделала все обдуманно и нарочно. Бригитта, что же так плохо… Зато теперь — благодарение страху, прояснившему сознание — ей понятно, что и как нужно делать. Все-все ясно! Наконец-то… И не зря она, Маред Уинни, считается стряпчей — вот и пригодится знание некоторых законов и процедур.
— В самом деле? Девочка моя…
Лэрд старался говорить мягко, очень старался. Неужели чувствовал ее вранье? Он всегда видел Маред насквозь, а уж чутье у Корсара — куда там даже тьену Бреслину. Сейчас поймет. Все поймет. И это… беда! Нет, нельзя, чтобы он понял, чтобы вывел ее на откровенность, как привык. Нужно что-то придумать, сделать, сказать, чтобы допрос закончился…
— Девочка, послушай, — продолжил Монтроз. — Если ты что-то знаешь — не молчи. Самое время все рассказать. Где ты была утром?
А вот это он спросил напрасно. Потому что Маред осенило, как прекратить разговор, чтобы ее точно оставили в покое. И это было окончательной подлостью, непростительной. Но жизнь Монтроза того стоила.
— Да какое вам всем дело! — закричала она чистую правду, не сдерживая больше навернувшиеся на глаза слезы. — На кладбище я была! На кладбище, понимаете?! У моего мужа… день рождения… сегодня! Был… Поэтому я вчера у вас и отпросилась. И в отделе — тоже. Сказала, что голова болит… А сама уехала на кладбище… Мне что, свидетелей там искать надо было?!
— Боги… — голос Монтроза был именно таким, каким и должен был быть — растерянным и виноватым. — Маред, простите… Почему вы сразу не сказали?
— Да потому что вас это не касается, — выдохнула Маред, чувствуя себя так, словно вывалялась в грязи. — Вы хотите все знать обо мне, всем управлять. А это — только мое! Моя память и моя боль…
Она не лгала ни в одном слове. Дня рождения Эмильена она ждала, рассчитывая просто попросить у Монтроза выходной для поездки на кладбище. Потом решила, что все равно уйдет от лэрда. Потом… события понеслись, как скаковая лошадь. А вчера в клубе лэрд сам спросил, где она хочет остаться на ночь, и все вышло идеально. Не касалась ее память об Эмильене никого! Только ей бы в голову не пришло использовать это, как оправдание. Да и зачем? Но если сейчас она не сохранит тайну — Монтроза убьют.
Перед глазами стоял черно-золотой столб пламени. Эмильен… Совсем как сегодня! И еще немного, еще несколько секунд, она второй раз потеряла бы… Она не думала — кого. Шанс на лучшую жизнь? Или дорогого ей человека? Не думала, но знала, что скорее умрет сама, чем позволит убить его.
Бреслин достал из кармана портсигар. То ли раздраженно, то ли виновато отведя взгляд от Маред, похлопал себя по карману и потянулся к лежащей на столе зажигалке. Монтроз, глядевший на Маред, этого не видел. А когда спохватился — было поздно. Первый раз в жизни Маред обрадовалась приступу. Потому что сейчас он мог надежнее всего спрятать ее вину и ложь.
— Фергал, убери огонь! — успела услышать она, выгибаясь в приступе удушья. — Маред! Маред, милая… Фергал, быстро врача! Нашел преступницу, болван! Маре-е-е-ед… дыши, девочка! Дыши, пожалуйста… Только дыши…
Бонус
…В полной тишине слышались только всхлипывания Маред, признавшейся, наконец, что ее согласие стать любовницей лэрда стряпчего было результатом шантажа. Сейчас, глядя на каменное лицо Монтроза, она как никогда ясно понимала, что теперь вся ее жизнь зависит от великодушия королевского стряпчего. Захоти он наказать ее за обман — и Маред не может абсолютно ничего сделать!