К этому времени я был комиссаром батальона. Я вскочил. Выстрелов нет, значит не наступают. Он говорит, что получены сведения, что немцы наступают. Я Максакова растолкал, мы пошли проверять посты. У нас было все в порядке, все на месте. Пока мы ходили, рассматривали, немцы уже подошли к железной дороге, к опушке леса, где у нас был выставлен передовой пост, и его обстреляли. Возвращаясь на полустанок, мы увидели как из-за леса выходят немецкие автоматчики. Они обстреляли наших постовых. Потом уже появились еще немцы. Когда я добежал до полустанка, то увидел уже много их. Но наши пулеметы ударили и немцы откатились в лес. Командир минометной роты Кипа, не дожидаясь нашего прихода, сразу же открыл огонь из минометов. Началась осада полустанка. Немцы начали страшно по нас бить. Они поляну, где стоял полустанок всю изрыли минометным огнем из тяжелых минометов. Начали они атаку в 11 часов утра и к 8 вечера они у нас один дом взяли. А это грозило нам гибелью, так как дом стоял на возвышенности. Там были к тому же наши станковые пулеметы, там была наша основная рота. Командир роты был убит, рота разгромлена. Рядом с нами остался только один дом – метров на 60 и наш полустанок. Немцы начали бить по нам из орудий и нам пришлось перейти вниз. Бой длился очень долго, отбивались мы кто чем мог. Я и командир минометной роты Кипа забрались на верх, на потолок и оттуда все время били, сначала из автомата, но из автомата ничего нельзя было сделать и тогда стал бить из карабина. Убил я там штук 7 немцев. Били мы до тех пор, пока они нас оттуда не сняли. Начали бить по нам из 37 мм орудий.
Здесь особенно отличился командир минометной роты Кипа и расчет 45 мм пушки. Это были замечательные ребята, совсем еще молодые. Они совершенно оглохли. Максакова ранило. Боем пришлось руководить мне. И они все время спрашивали меня:
– Комиссар, куда бить?
Начальник штаба сидел у телефона и держал связь, а я был на улице. Первый день мы спаслись следующим образом. Когда у нас остался второй дом они нас почти обошли. У нас остался один станковый пулемет. И тут я решил, что этот станковый пулемет должен вести огонь на левом фланге. Причем у нас было очень много боеприпасов, так как там находился полковой склад. У меня осталось человек 7 стрелков, которые собрались вокруг меня. Я их положил и велел беспрерывно бить по лесу на правом фланге, чтобы не дать немцам замкнуть кольцо. На нужно было во чтобы это ни стало выбить немцев из первого занятого ими дома, так как на рассвете они нас всех постреляли бы оттуда. Но выбить их оттуда было трудно.
В одной из наших рот командиром был разжалованный летчик, необыкновенно отчаянный парень, лейтенант. И вот он прибежал из второго дома и спрашивает:
– Что делать?
Я его начал ругать, зачем он ушел. А он говорит, что отступил, чтобы сохранить своих людей. Но и немцы в этот второй дом не пошли. Тогда я сказал, что нужно во что бы это ни стало взять этот дом обратно. В расчете 45 мм пушки половину перебили, оставалось только двое, но ребята были исключительные, просто на удивление. Они стреляют, потом хватают эту пушку и перетаскивают на другое место, там постреляют, тащат на другое место. То с одного угла бьют, то с другого, так как немцы по ним тоже били. Били они все время прямой наводкой и не давали немцам подходить.
И вот мы начали из этой пушки бить прямой наводкой по первому дому. Потом по второму. Из той роты, которая была в первом доме, двое бойцов были целы и невредимы. Один из них был нацмен, я его спрашиваю:
– Почему ушел оттуда?
– Все побежали и моя побежала.
– Ну вот, говорю, или ты сейчас пойдешь и бросишь в этот дом гранату, или я тебя расстреляю.
– Моя пойдет, бросит.
Но он не знал даже как бросить гранату. Я показал, как нужно бросать. Он пошел и бросил. Но огонь из дома не прекратился. Я посылаю еще пять человек. А немцы все бьют. Подходит этот нацмен.
– Бросил гранату?
– Бросил. Гранаты разорвались около. Тогда я посылаю этого летчика, лейтенанта:
– Иди, теперь твоя очередь.
Он тоже бросил две гранаты и они отскочили и разорвались около дома. Оказывается немцы забаррикадировались, закрыли окна перинами, подушками и гранаты отскакивали, как это можно было впоследствии видеть. Пришлось мне самому идти. Когда я бросил гранаты, а я очень хорошо бросаю, я понял в чем дело. Мы решили вот что: летчик взял большую жердь, пропихнул ей внутрь все подушки и т…, а я бросил в этот момент гранату. Там все полетело, раздался взрыв. Я бросил еще две гранаты и все кончилось. Все окна, дверь, пол все было взорвано. Но от близости взрыва меня оглушило, я оглох. Приказал летчику занять дом и доложить мне, а сам ушел. Немцев нет, все тихо. Жду летчика, а он не идет. Я ждал, ждал, нет его. Потом приходит связной, тот же Полухин и говорит:
– Товарищ комиссар, в первом доме немцы убили у нас еще двоих.
У нас осталось всего на всего 11 стрелков. Надо, думаю, идти самому. А со мной все время был мальчик лет 13, такой отчаянный паренек. Все время он со мной ходил. Я дал ему пистолет, он был в восторге. И здесь он говорит: