Белгравия

– Леди Брокенхёрст, я храню тайну, которую поклялась мужу никогда не раскрывать, и Джеймс будет весьма недоволен, если узнает, что сегодня я приходила сюда… – Анна замолчала. Почему-то было трудно облечь мысли в слова.

Леди Брокенхёрст не имела ни малейшего желания вникать в сложности семейной жизни Тренчардов. Поэтому она просто сказала:

– Вот как?

Анна невольно восхитилась. В самообладании хозяйки чувствовалась огромная сила воли. Леди Брокенхёрст, должно быть, уже просчитала, что сейчас последует новость исключительной важности, но, если судить по ее лицу, она словно бы вела обычную беседу с женой викария.

– Недавно вы говорили, что когда вас с мужем не станет, то после вас ничего не останется.

– Да, говорила.

– Так вот, это не совсем так. – Леди Брокенхёрст едва заметно напряглась. Наконец-то Анна полностью завладела ее вниманием. – Перед смертью София разрешилась от бремени мальчиком, сыном лорда Белласиса.

В этот момент большие двустворчатые двери гостиной распахнулись и вошли два лакея, несущие подносы с чаем. Лакеи накрыли на стол, постелив на него скатерть и разложив сверху все, что принесли с собой, примерно так же, как слуги у герцогини Бедфорд.

Леди Брокенхёрст улыбнулась:

– То чаепитие мне невероятно понравилось, и я стала устраивать подобие своего, каждый день после четырех. Уверена, скоро это войдет в моду.

Анна согласилась, и они оживленно побеседовали о преимуществах званых обедов, а также послеобеденных чаепитий, пока слуги не закончили работу. Когда те наконец ушли, Анне показалось, что прошла целая вечность, а она сама словно бы постарела на несколько лет.

Леди Брокенхёрст налила чай в две чашки и одну передала гостье.

– А где он сейчас, этот мальчик?

Она не проявила ни волнения, ни негодования. В сущности, не выказала никакого чувства. По своему обыкновению.

– В Лондоне, и этот «мальчик» уже мужчина. В феврале ему исполнилось двадцать пять лет. Он работает в Сити.

– Каков он? Вы хорошо его знаете?

– Мы совсем его не знаем. Вскоре после рождения муж отдал мальчика на попечение священника по фамилии Поуп. Сейчас молодой человек живет под именем Чарльза Поупа. Нам всегда казалось, что его происхождение не стоит подвергать огласке. Ему и самому ничего не известно.

– Вам надо оберегать память дочери. Бедняжка! Конечно, я понимаю. Мы должны постараться не винить девушку, ибо она достойна не обвинений, а жалости. Вы сами говорили, что атмосфера в Брюсселе перед сражением была такова, что любой мог на мгновение потерять рассудок.

Если эти слова задумывались как защита Софии, то они своей цели не достигли.

– Я не виню Софию, и она вовсе не теряла рассудок, – твердо сказала Анна. – Она считала, что вышла замуж за лорда Белласиса. Он обманом заставил мою дочь думать, что венчание состоялось.

Такого леди Брокенхёрст услышать не ожидала.

– Прошу прощения? – выпрямившись, переспросила она.

– Ваш сын обманул ее. Одурачил. Сказал нашей девочке, что устроит церемонию венчания, а потом уговорил своего приятеля-офицера сыграть роль священника. Когда София узнала правду, было уже слишком поздно.

– Я вам не верю, – с непоколебимой убежденностью произнесла леди Брокенхёрст.

Анна была столь же тверда. Опустив чашку, она невозмутимо продолжала:

– Разумеется, это ваше право, но я говорю вам правду. Только когда мы вышли с бала, перед тем как лорд Белласис уехал к себе в полк, София узнала его товарища, приложившего руку к ее гибели. Мнимый священник весело болтал и шутил с друзьями-офицерами и меньше всего напоминал служителя церкви. София тогда чуть не упала в обморок.

Леди Брокенхёрст тоже решительно поставила чашку обратно на блюдце и встала:

– Мне все ясно. Ваша дочь строила планы поймать моего несчастного мальчика в свои сети, к чему, без сомнения, ее подстрекали родители…

– Теперь моя очередь недоумевать, – резко перебила ее Анна.

Но леди Брокенхёрст продолжала гнуть свою линию, все более распаляясь:

– Когда девица услышала, что Эдмунд погиб, и поняла, что соблазняла его напрасно, то выдумала историю, которая отчасти оправдала бы ее, если бы случилось худшее, а худшее случилось.

Анна почувствовала, что в ней закипает гнев. Она страшно рассердилась на эту холодную, бессердечную женщину, на покойного лорда Белласиса и на себя саму: ну как можно быть такой слепой?

– Вы хотите сказать, лорд Белласис не был способен на подобное?

– Именно это я и хочу сказать. Сама мысль о бесчестном поведении не могла бы прийти ему в голову, – высокопарно произнесла леди Брокенхёрст. Она являла сейчас собой олицетворенное негодование. Она презирала людей круга Анны и не могла судить объективно.

Но миссис Тренчард вовсе не собиралась сдаваться:

– Разве крестным вашего сына был не лорд Беркли?

Анна сразу заметила, что имя это подействовало на собеседницу как пощечина. Графиня даже вздрогнула:

– Как вы узнали?