Белгравия

– Мне ужасно нравится, как выглядит старый герцог Йоркский! Не знаю, по какой причине ему так быстро поставили памятник на площади Ватерлоо, но я очень рада, что колонну установили.

Они подъехали к тому месту, где белые террасы домов прерывались и широкая лестница вела к высокой колонне, служившей постаментом второму сыну короля Георга III.

– Интересно, какого размера эта статуя на самом деле?

– Это я могу вам рассказать, – отозвалась Анна. – Пять лет назад я была здесь, на этом самом месте, когда устанавливали памятник. Он был вдвое больше человеческого роста. Футов двенадцать, наверное, а может, и тринадцать.

Она улыбнулась Марии. Девушка определенно вызывала у нее симпатию. И не только потому, что была влюблена в Чарльза (пусть никакого счастливого исхода у этой истории быть не могло), нет, Мария нравилась миссис Тренчард и сама по себе. Она была смелой девушкой, обладала сильным характером и в иных жизненных обстоятельствах наверняка могла бы совершить немало славных дел. Возможности дочери разорившегося графа, конечно, невелики, но вины Марии Грей в том не было.

На мгновение Анне стало стыдно, что она скрыла сегодняшнюю затею от Джеймса. Надо было и его тоже пригласить с собой. Возможно, муж сказал бы, что день у него расписан по секундам, но на эту встречу он точно выбрался бы. Тренчарду нравилось бывать в обществе внука, которого он знал намного лучше, чем сама Анна, и Джеймс не трудился это скрывать. Ни от кого, даже от Оливера.

И все-таки Анна умолчала о планирующемся визите в контору Чарльза Поупа. Она позволила мужу считать, что, побеседовав с леди Брокенхёрст, убедила графиню впредь вести себя более осмотрительно, когда она захочет выказать Чарльзу знаки внимания. Так что сегодняшняя поездка на службу к внуку, en pleine vue[25], в экипаже Брокенхёрстов, в обществе графини, собственной жены и юной светской красавицы в придачу, привела бы Джеймса в ужас. Анна прекрасно знала, что Каролине Брокенхёрст нет никакого резона хранить их общий секрет, он должен раскрыться, и эта эскапада лишь ускорит разоблачение, вину за которое Джеймс, разумеется, свалит на нее. Может, именно это и было причиной, по которой она утаила затею от мужа? И если так, чувствовала ли она вину? Ведь он же сам лгал ей многие годы – по крайней мере, не рассказывал правды. Теперь пришел черед Анны. Так или иначе, сейчас все прочие ее чувства пересиливало желание еще раз увидеть внука.

Три женщины непринужденно беседовали, двигаясь по улицам Лондона по направлению к Сити и конторе Чарльза Поупа в Бишопсгейте.

– Вы нашли свой веер? – спросила леди Брокенхёрст, когда они ехали по Уайтхолл.

– Какой веер?

– Тот славный «Дювельруа», который был у вас на ужине. Я еще обратила внимание, какой он изящный. Было бы обидно его потерять.

– Но я вовсе не теряла его, – ответила Анна, тронутая тем, что графиня запомнила, какой у нее был веер.

– Не понимаю, – проговорила озадаченная леди Брокенхёрст. – Ваша служанка приходила недавно его искать. По крайней мере, так сказала моя камеристка.

– Эллис? Приходила к вам искать мой веер? Ничего не понимаю. Расспрошу ее, когда вернусь домой.

Анна стала размышлять о том, что Эллис в последнее время ведет себя странно. «Как, в сущности, мало всем нам известно о прислуге, – думала она, – даже о камеристках и камердинерах, которые каждый день непосредственно общаются со своими хозяевами. Они разговаривают с господами и смеются, если их поощряют к этому, и порой даже становятся им друзьями. Или, по крайней мере, так это выглядит со стороны. Но много ли хозяева на самом деле знают об этих людях?»

Вскоре экипаж оставил позади фешенебельную часть Лондона и поехал по тесным, извилистым улочкам старого города, застройка которого едва ли изменилась с тех времен, когда на троне находились Плантагенеты. Анну поразило, что отдельные кварталы, расположенные совсем недалеко от главных магистралей, буквально утопают в грязи. Кучер Хатчинсон как мог старался объезжать злачные места, но чем дальше, тем сильнее делался запах открытых сточных канав, тем у´же и неприятнее становились улицы.

Путешествие приближалось к концу: они проезжали нищие рыночные ряды неподалеку от церкви Святой Елены. Тротуары и переулки были сплошь забиты торговцами с гружеными деревянными тележками. Разговор сидевших в экипаже дам полностью потонул в их громких криках:

– Горох! Шесть пенсов за пек![26]

– Ярмутская селедка, три штуки на пенни!

– Вкусные молодые кролики! – завопил какой-то парень. Он шагал рядом с экипажем, подняв в воздух зажатых в кулаке за задние лапы несчастных зверьков, которые отчаянно пытались вырваться.

– Зачем же их, бедняжек, держать живыми? – вздохнула Мария, обращаясь, скорее, к себе самой, чем к торговцу.

Но тот обернулся и посмотрел ей в глаза:

– А как же еще сохранить их свежими, мисс?

Он еще некоторое время молча глазел на Марию, видимо недоумевая, откуда на их улице взялось это чудесное создание с далекой планеты, а потом не спеша вытер рукой нос и отвернулся, переключившись на пассажиров следующего экипажа.