Белинский

После своего неудачного романа в Прямухине он решил, что не может нравиться женщинам и обречен на холостую жизнь. Его робость в отношении женщин еще более усилилась. Но он, как всегда, был слишком скромного мнения о себе. На самом деле высокие нравственные качества Виссариона Григорьевича и вся жизнь его, обратившаяся в беззаветную службу родине, завоевали ему всеобщее признание; он мог возбудить к себе горячую и преданную женскую любовь.

Еще в 1835 году он познакомился в Москве с Марией Васильевной Орловой, скромной труженицей, классной воспитательницей Екатерининского женского института. Это знакомство в период увлечения Белинского Александрой Бакуниной почти прекратилось, но когда Виссарион Григорьевич переехал в Петербург, между ним и Марией Васильевной началась переписка, постепенно их сблизившая. Когда же в сердце Виссариона Григорьевича вспыхнуло большое чувство к Марии Васильевне и он убедился, что это чувство взаимно, он решил ехать в Москву для личного объяснения.

Чем ближе подходил день отъезда, тем большим становилось его нетерпение, он только и думает о предстоящей встрече, ему кажется, что она никогда не состоится. «Мысль, что я еду в Москву, — признается он, — носится в моей голове, как приятный сон. Я только тогда уверюсь в ее действительности, когда петербургская застава исчезнет из виду».

В Москве их совместная жизнь была решена, и Белинский вернулся в Петербург, чтобы сделать необходимые — приготовления к свадьбе. Не имея опыта в делах такого рода, он просил жену Панаева помочь ему. «Я вас прошу закупить, — сказал он ей, — что нужно для хозяйства, все самое дешевое и только необходимое. Мы оба пролетарии… Моя будущая жена не избалована и требований никаких не заявит. Теперь мне надо вдвое работать, чтобы покрыть расходы на свадьбу».

Свадьба была отпразднована очень, скромно. В церкви Белинский был весел, но когда возвращался домой в карете, сделался мрачен: у него заболела грудь. Но боль скоро прошла, и он опять повеселел.

Дома Белинский подошел к конторке, за которой всегда писал стоя, так как последнее время не мог долго сидеть — у него разбаливалась грудь, и взялся за перо. Кто-то из друзей, приглашенных на свадьбу, опросил: неужели он хочет работать в такой торжественный день?

— Не хочу, а должен, — ответил Виссарион Григорьевич. — В типографии ждут набора, терпеть не могу, когда за мной остановка. Находите, что «молодому» неприлично работать? Успокойтесь, у меня жена не девочка, не надуется на меня за это. Вы разговаривайте, мне еще веселее будет писать.

Но Белинскому не удалось заняться: кухарка так начадила в кухне, которая была возле, что Виссарион Григорьевич закашлялся, бросил перо… Смеясь, он сказал гостям:

— Кухарка, должно быть, это нарочно начадила: тоже нашла, что «молодому» неприлично работать в день свадьбы.

Квартира Белинского в Петербурге была притягательным центром для его друзей, среди которых находились все лучшие русские люди того времени. Один из них, Тургенев, вспоминает о том времени так: «Я часто ходил к нему после обеда отводить душу. Не могу не повторить: тяжелые тогда стояли времена… Бросишь вокруг себя мысленный взор: взяточничество процветает, крепостное право стоит, как скала, казарма на первом плане, суда нет, носятся слухи о закрытии университетов, вскоре потом сведенных на трехсотенный комплект, поездки за границу становятся невозможны, путной книги выписать нельзя, какая-то темная туча постоянно висит над всем так называемым ученым, литературным ведомством, а тут еще шипят и расползаются доносы; между молодежью ни общей связи, ни общих интересов, страх и приниженность во всех, хоть рукой махни! Ну вот и придешь на квартиру Белинского, придет другой, третий приятель, затеется разговор — и легче станет; предметы разговора были большей частью нецензурного (в тогдашнем смысле) свойства».

На квартиру Виссариона Григорьевича вскоре переехала сестра его жены, Аграфена Васильевна. Жили дружно, но бывали иногда мелкие недоразумения, почти неизбежные в условиях крайней материальной бедности.

Как-то летом по предложению Виссариона Григорьевича они втроем отправились на прогулку по Неве. Взяли напрокат лодку у самого дома, потом по Фонтанке выехали в Неву и доехали до Биржевого сквера. Там высадились и пошли по саду. В сквере продавали цветы. Белинский, страстный любитель цветов, залюбовался одним кактусом с ярким красным цветком и тут же купил его. Завернув осторожно свою покупку, он заявил, что хочет скорее вернуться домой, чтобы поставить кактус на подоконник. Жена и свояченица неохотно с ним согласились и сели в лодку. В дороге они завели разговор о том, как безрассудно человеку бедному и семейному бросать деньги на такую прихоть, как растения, которых и без того дома девать некуда. Виссарион Григорьевич замолчал, как-то съежился, потускнел и так довез кактус до квартиры, куда внес его без всякой радости и поставил на первое попавшееся свободное место.