Тонкую талию Кармен обхватывал широкий кожаный ремень с заткнутым за него пистолетом. В отличие от бойцов мужского пола свою зеленую рубаху она содержала в чистоте, а дыра на коленке у нее была тщательно заштопана теми самыми черными нитками, которыми Эсмеральда зашивала вице-президентское лицо. Эсмеральда оставила катушку с воткнутой в нее иголкой на столике в гостиной, и Кармен, улучив момент, тайком сунула ее в карман. Ее обуревало желание поговорить с переводчиком с того самого дня, как она поняла, чем он занимается, но она не могла придумать, как при этом не дать ему догадаться, что она девушка. Но потом Беатрис решила за нее этот вопрос, секрет был раскрыт, и никаких причин тянуть больше не было – если не считать того, что спина у Кармен словно к стене приросла. Он ее заметил. Он тоже стал смотреть на нее – на этом все и застопорилось. Кармен не могла уйти из комнаты и в то же время была не в силах подойти к нему. Девушку будто парализовало. Она пыталась разозлиться, вспомнить все, чему учили ее командиры на тренировках, но одно дело – делать что-то во имя народа, и совсем другое – просить для себя самой. Она совершенно не умела ни о чем просить.
– Дорогой Гэн, – сказал Месснер, опуская руку ему на плечо, – я никогда не видел вас сидящим в одиночестве. Вам, наверное, иногда кажется, что все вокруг вас хотят что-то сказать и никто не знает, как это сделать.
– Иногда, – произнес Гэн рассеянно. Ему казалось, что, если он дунет в ее сторону, она поднимется вместе с потоком воздуха и просто улетит из комнаты, как перышко.
– Мы оба рабы обстоятельств, вы и я, – произнес Месснер по-французски, на том языке, на котором говорил дома, в Швейцарии. – Правда, «рабы» нехорошо звучит. Пусть будут «слуги». Слуги обстоятельств.
Он опустился на табурет у рояля и проследил глазами за взглядом Гэна.
– Мой бог, – произнес он спокойно, – неужели это девушка?
Гэн ответил, что да, девушка.
– Откуда она здесь взялась? Раньше здесь не было никаких девушек! Только не рассказывайте мне, что они нашли способ переправить сюда других своих сообщников.
– Она здесь с самого начала, – сказал Гэн. – Их здесь две. Мы в первое время их просто не замечали. Вот эта – Кармен. А Беатрис, другая, пошла смотреть телевизор.
– Как это мы их раньше не замечали?
– Очень просто, не замечали, и все, – пожал плечами Гэн, совершенно уверенный, что уж он-то заметил это давно.
– Я только что был в кабинете.
– Значит, вы снова не заметили Беатрис.
– Беатрис. А эта – Кармен. Ну и ну. – Месснер встал. – Тогда с нами со всеми что-то не так. Будьте моим переводчиком. Я хочу с ней поговорить.
– Но вы сами прекрасно говорите по-испански.
– Мой испанский хромает, и глаголы я спрягаю неправильно. Пошли. Посмотрите на нее, Гэн, она пялится прямо на вас! – Это было правдой. Кармен увидела, что Месснер направляется в ее сторону, и от ужаса не могла даже моргнуть, застыла как статуя. Она молилась святой Розе Лимской о том, чтобы та ниспослала ей благословенный дар невидимости. – Либо ей приказали не спускать с вас глаз под страхом смерти, либо она хочет вам что-то сообщить.
Гэн встал. В конце концов, он переводчик. Он сейчас просто пойдет и будет переводить для Месснера. В то же время он чувствовал в груди странное трепетание – похоже на щекотку, только щекотали Гэна изнутри.
– Столь замечательное обстоятельство – и никто ни слова! – не унимался Месснер.
– Мы все были заняты новым аккомпаниатором, – возразил Гэн, чувствуя, что с каждым шагом ноги у него все более слабеют. Бедра, коленная чашечка, берцовая кость. – Мы вообще забыли о девушках.
– Да, признаю, что с моей стороны было непростительным мужским шовинизмом считать, что все террористы – мужчины. В конце концов, мир уже не тот. Необходимо помнить, что девушки точно так же могут выбрать профессию террориста, как и молодые люди.
– А я не могу себе такого представить, – сказал Гэн.
Когда они были уже совсем близко, Кармен нашла в себе силы положить руку на пистолет. Мужчины встали как вкопанные.
– Вы собираетесь нас застрелить? – спросил Месснер по-французски. Это простое предложение он не мог произнести по-испански, потому что не знал слова «застрелить» – а ведь все хотел выучить. Гэн перевел, и голос его звучал неуверенно. На лбу у Кармен выступил пот, глаза были по-прежнему широко раскрыты, и она не произнесла ни слова.
– Вы уверены, что она говорит по-испански? – спросил Месснер Гэна. – Вы уверены, что она вообще умеет говорить?
Гэн спросил ее, говорит ли она по-испански.
– Poquito[10]
, – прошептала она.– Не стреляй в нас! – добродушно попросил Месснер и указал на пистолет.
Кармен оставила пистолет в покое и скрестила обе руки на груди.
– Не буду, – пообещала она.
– Сколько тебе лет? – продолжал Месснер.
– Семнадцать.
Это было похоже на правду.
– Какой у тебя родной язык? – спросил Месснер.
Гэн слегка изменил вопрос при переводе: на каком языке она говорит дома?