Бельканто

– Я пошлю вам помощников на кухню, – сказал командир. – Они скоро придут.

Гэн склонил голову. Может быть, в его поклоне было больше уважения, чем собеседник заслуживал, но ведь никто не видел, как Гэн это делает.

Казалось, они совершенно бессильны, запертые в доме, где каждую дверь сторожит угрюмый вооруженный подросток. Никакой свободы, никакого доверия, нет даже той малой толики свободы и доверия, что позволила бы добыть нож, чтобы разделать курицу. Самые простые убеждения – я имею право открыть дверь, я имею право выйти на улицу – оказались развенчаны. Однако были у Гэна и другие убеждения: он не спешил отправиться к господину Хосокаве, чтобы рассказать о шахматах. Не все ли равно, сейчас он это сделает или вечером? Господин Хосокава так никогда и не узнает, что Гэн замешкался. Ведь здесь нет никого, кто мог бы ему наябедничать – никто, кроме Гэна не говорит и по-испански, и по-японски. В другом конце комнаты господин Хосокава сидел у рояля рядом с Роксаной Косс на скамеечке из розового дерева. Пускай сидит. Ему там хорошо. Певица учила господина Хосокаву играть, и его пальцы вслед за ее пальцами неуклюже двигались по клавишам, наполняя комнату старательным бренчанием. Разумеется, еще слишком рано было что-либо утверждать, но, похоже, к музыке у господина Хосокавы больше способностей, чем к испанскому. Вот и пусть себе радуется. Даже с такого расстояния Гэн видел, как она к нему наклоняется, когда надо сыграть в нижнем регистре. Гэну даже не надо было видеть лицо господина Хосокавы, чтобы понять: тот счастлив. Гэн привык думать о своем начальнике в первую очередь как о человеке умном, энергичном и расчетливом, и, хотя, по его понятиям, господин Хосокава не был несчастен, переводчику все же казалось, что особого удовольствия он от жизни не получает. Так зачем же портить боссу удовольствие? Гэн без проблем может принять решение самостоятельно, и пусть себе господин Хосокава спокойно музицирует, а он тем временем отправится на кухню, где вице-президент и посол Тибо обсуждают соусы.

«Я пошлю вам на кухню девушек», – сказал командир Бенхамин.

Эти слова крутились в голове Гэна, как припев из «Лунного света». Войдя на кухню, он торжественно вскинул руки, словно боксер, нокаутировавший противника.

– А! Вы на него посмотрите! – закричал вице-президент. – Наш юный гений возвращается триумфатором!

– А мы заставляем его тратить свои таланты на помощь по кухне и добывание ножей, – поддакнул ему Тибо на хорошем испанском – язык он выучил, когда думал, что станет французским послом в Испании. – Нам следует послать этого молодого человека в Северную Ирландию. Нам следует послать его в сектор Газа!

– Надо поручить ему вести переговоры вместо Месснера. Тогда, может быть, мы отсюда и выберемся.

– Я всего лишь договорился о ножах, – скромно сказал Гэн.

– Вам удалось поговорить с Бенхамином? – спросил Рубен.

– Разумеется, он говорил с Бенхамином! – Тибо листал поваренную книгу, которую вытащил из высящейся перед ним стопки. Глядя на то, как стремительно его палец двигался по странице, можно было смело утверждать, что посол владеет навыками скорочтения. – Разговор прошел успешно, не правда ли? Эктор или Альфредо наверняка настояли бы на сырой курятине – чтобы закалить бойцов. Так что сказал вам добрый революционер?

– Что он пошлет нам в помощь девушек. Он категорически отверг Ишмаэля, но я не удивлюсь, если он тоже здесь появится. – Гэн достал из коробки морковку и ополоснул ее под краном в раковине.

– Мне бы они двинули винтовкой в лицо, – благодушно сказал вице-президент. – А вам они предоставили персонал.

– Как насчет чего-нибудь простенького вроде петуха в вине? – спросил Тибо.

– Все вино конфисковали, – возразил Рубен. – Конечно, мы могли бы еще раз послать Гэна на переговоры. Вино, скорее всего, спрятано где-то здесь, если, конечно, они его не выпили.