Бельканто

Ишмаэль, вне себя от восторга, занял место у ног Роксаны и стал смотреть на доску так же, как она, – как на живое существо. Сколько шахматной премудрости ему еще предстояло постичь – а времени только до конца партии!

В дверях возник Гэн. Рядом с ним стоял Месснер. Он весь казался каким-то поблекшим, только волосы по-прежнему сияли, как солнце. Переговорщик, как обычно, был одет в черные брюки и белую рубашку с черным галстуком, но его одежда, точно так же, как у всех обитателей дома, уже начинала изнашиваться. Он скрестил на груди руки и стал молча наблюдать за игрой. В юности в составе шахматной команды колледжа он ездил играть против французов и итальянцев. Он и сейчас был не прочь сыграть, но, задержись он в доме на три часа, люди снаружи будут ждать какого-то необыкновенного прорыва в переговорах.

Бенхамин застыл с поднятой рукой. Он начал понимать, что его слон в опасности.

Месснер проследил направление его взгляда. Ему захотелось сказать командиру, что главная его проблема – вовсе не слон, но, бог свидетель, тот все равно его не послушает.

– Передайте командиру, что я принес свежие газеты, – обратился он к Гэну по-французски. Он мог бы сказать это по-испански, но знал, что Бенхамин вряд ли заинтересуется его сообщением в середине хода.

– Хорошо, скажу.

Роксана Косс, не отрывая глаз от доски, приветственно махнула Месснеру рукой. Ее примеру последовал Ишмаэль, у которого уже живот сводило от страха: а вдруг он все-таки не умеет играть в шахматы?

– Вы не собираетесь нас отсюда наконец вытащить? – спросила Роксана.

– Никаких подвижек. – Месснер старался говорить небрежным тоном. – Никогда не сталкивался с такой патовой ситуацией. – Его грызла зависть к Ишмаэлю, который сидел у ног певицы. Стоило парню протянуть руку, и он мог коснуться ее колена.

– Они могли бы начать морить нас тут голодом. – Роксана тоже старалась говорить спокойно, как будто боялась помешать ходу игры. – Еда совсем не плоха, и, если бы власти хотели подвижек, наверняка присылали бы что-нибудь похуже. Наверное, не так уж сильно они хотят нас освободить, если дают нам все необходимое.

Месснер почесал затылок.

– Хм, боюсь, что в этом ваша вина. Если вы считали себя знаменитой перед тем, как приехать в эту страну, то вам стоит почитать, что о вас пишут теперь. Каллас по сравнению с вами хористка из второго состава. Если вы умрете от голода, то правительство будет скинуто в тот же день.

Роксана поглядела на него с лучезарной сценической улыбкой. Блеснули зубы – и у Месснера защемило сердце.

– То есть вы хотите сказать, что если я выйду отсюда живой, то смогу удвоить свои гонорары?

– Вы сможете их утроить.

– Господи! – пробормотала Роксана. – Вы же только что подсказали Бенхамину, как сбросить правительство. А он все пропустил.

Командир Бенхамин положил руку на слона, покачал фигуру из стороны в сторону. Слова Месснера и Роксаны обтекали его, как речная вода – камень.

Месснер смотрел на Ишмаэля. Казалось, пока командир обдумывал свой ход, паренек даже дышать забыл. Месснеру приходилось участвовать во многих переговорах, но на этот раз ему было совершенно все равно, кто победит. Впрочем, правительство побеждает всегда. Месснер только обрадовался бы, сумей террористы сбежать. Пусть воспользуются туннелем, который роют для них военные, пусть уползут сквозь те же самые вентиляционные трубы, сквозь которые сюда проникли, и вернутся в джунгли, из которых пришли. Революционеры из них как из дерьма снаряд, и именно поэтому, считал Месснер, они не заслуживают наказания, которое в скором времени их наверняка настигнет. Он их очень жалел, вот и все. Раньше он никогда не испытывал жалости к террористам.

Ишмаэль вздохнул, когда командир убрал руку со слона и положил ее на коня. Ход был явно неудачный. Даже Ишмаэлю это было ясно. Он прислонился спиной к дивану, и Роксана тут же положила одну руку ему на плечо, а другую на макушку и стала рассеянно теребить его волосы, словно свои собственные. Но Ишмаэль этого даже не заметил. Он был весь поглощен игрой, которая через шесть ходов благополучно закончилась.

– Ну ладно, на сегодня достаточно, – сказал Бенхамин, ни к кому в особенности не обращаясь.

Стоило партии завершиться, как шлюзы боли открылись, и она пылающим потоком заполнила его голову. Командир и господин Хосокава обменялись кратким учтивым рукопожатием, как всегда после игры. Господин Хосокава несколько раз поклонился, Бенхамин поклонился в ответ – этот странный японский обычай оказался заразительным, как нервный тик. Затем он махнул рукой Ишмаэлю, приглашая того за доску.

– Только если сеньор не возражает! – предупредил он. – Не навязывайся ему. Гэн, спроси господина Хосокаву, может быть, он хочет сделать передышку и сыграть завтра?

Но господин Хосокава был не против играть с Ишмаэлем прямо сейчас, а тот уже успел удобно устроиться в теплом кресле командира Бенхамина. Он начал расставлять на доске фигуры.

– С чем пришли? – спросил Бенхамин Месснера.