Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

Он выпрямил спину, человек в футляре, протер еще мокрые глаза маленькими тонкими пальцами. Сложил платок в карман. Обещал позвонить в конце недели и дать окончательный ответ. Спросил, может ли позвонить ее предыдущим работодателям. Ифигения кивнула, моля небо, чтобы те не стали особенно распространяться о причине ее ухода.

Он больше не задавал вопросов и даже не поднялся, когда она вышла из комнаты.

Когда Ифигения закрывала за собой дверь, она услышала, что он зовет ее.

— Да-да? — переспросила она, просовывая голову в кабинет.

Мужчина, казалось, вновь обрел уверенность в себе. Он выпятил грудь, словно желая скрыть свой недавний приступ слезливости, засунул большие пальцы за пояс брюк. Кривая улыбочка, казалось, восстанавливала статус-кво, он вновь главенствовал, как и полагалось.

— Вы так и не желаете ответить на вопрос — одна вы живете или у вас есть спутник жизни?

Зоэ открыла пакет «Шокобарокко» и сразу подумала, что сделала это зря. Если Гаэтан приедет на Рождество в Париж, ей нужно быть стройной и без прыщей. Ведь шоколадки — лучший способ стать толстой и испортить цвет лица. «Шокобарокко» — почувствуй себя королевой! Жирной и прыщавой королевой, ага, подумала Зоэ, пытаясь устоять перед искушением.

Часы показывали четверть шестого. У них с Гаэтаном было назначено свидание в чате.

Он на четверть часа запаздывал, и она начала паниковать. Он встретил другую девушку, забыл ее, он слишком далеко, она недостаточно близко, он так красив, она же уродлива…

В семнадцать двадцать пять она вгрызлась в «Шокобарокко». Основная проблема с «Шокобарокко» в том, что одну съесть практически невозможно. Хватаешь одну за другой, не распробовав. Даже привкуса шоколада во рту не остается. И сразу нужно начинать новую пачку.

Она почти доела пачку, когда наконец появилось сообщение от Гаэтана.

«Ты здесь?»

Она написала: «Да, как дела!», и он ответил: «Уф… Уф…»

Спросила: «Хочешь, расскажу тебе потрясающую штуку?»

Он ответил: «Как хочешь», — со смайликом, который располагал к откровенности, и она принялась рассказывать. Поведала историю про черную тетрадь, найденную мамой на помойке, громко трубя о своей радости, чтобы он улыбнулся и тоже порадовался вместе с ней.

«Знаешь, это глупо, но у меня все в этой тетради… Даже описано, как мы растапливали жевательные леденцы в камине гостиной… Помнишь?»

«Везет тебе, твоя мать тобой занимается. А вот мне от моей плакать хочется. Она привела оценщика, чтобы продать мебель, поскольку утверждает, что больше не может ее выносить, она напоминает ей о прошлой жизни, но я-то знаю, это оттого, что у нее больше нет ни гроша. Она не заплатила ни за электричество, ни за телефон, ни за новенький телевизор… Она подает кредитную карту автоматически, даже не думая… Когда приходит счет, она кладет его в ящик. Когда ящик наполняется, она все выбрасывает и начинает сначала!»

«Все обойдется, бабушка с дедушкой помогут…»

«Их все достало. Она делает глупость за глупостью… Знаешь, я скучаю по тем временам, когда был жив отец…»

«Ты не можешь все-таки так говорить. Ты все время злился на него…»

«Да, а теперь я все время злюсь на нее… Знаешь, сейчас она болтает по телефону с Лысым… А как смеется — просто кошмар! Ужас как фальшиво! Пытается затолкать в этот смех сексуальный подтекст. Мне обидно и противно, ох, как мне обидно! А потом изображает обиженную маленькую девочку!»

«Лысый с сайта знакомств? Они все еще встречаются?»