Белла

Четыре мили до дома — довольно долгая поездка верхом, но поговорить наедине не получилось, поскольку их сопровождали Дуайт и Кэролайн с двумя девочками, пока их пути не разошлись, а капитан Придо, хотя собирался переночевать в Тренвите, галантно вызвался проводить Клоуэнс. Кьюби спокойно беседовала с Клеменс, следуя за остальными. Ночь выдалась очень темной и тихой. Покров облаков постепенно скрывал звезды, и все бдительно следили, чтобы лошади не споткнулись о камень.

Было почти три часа ночи. Они пробыли в Тренвите двенадцать часов. Когда они вернулись домой, Мэтью-Марк уже стоял наготове и забрал лошадей. Клоуэнс устало поцеловала родителей на ночь; затем последовали поцелуи от других девушек, которые ушли ночевать в комнату Джереми. Росс и Демельза вместе поднялись в спальню. Оба изрядно выпили. Росс нарушил молчание первым:

— Господи, ну и марафон! Никогда в жизни не видел, чтобы столько знакомых и соседей так злоупотребляли спиртным. Где проведет ночь Джордж?

— Он мне не рассказывал. А Харриет не сказала?

— Нет.

— Наверное, ее до такой степени поглотило твое внимание, что она обо всем позабыла.

Росс довольно захихикал.

— Я славно повеселился.

— Заметно.

— Пристойно и благочинно. Я все еще твой любящий супруг. Заметь это. Часа на два я позволил себе чуточку порезвиться. Просто рождественский порыв.

— Рождественский порыв? Просто потрясающе! Но я полагаю... кажется, да, в июне будет тридцать два года, как мы женаты. Это долгий срок. И тут вдруг на тебя накатило настроение, которого раньше я за тобой не замечала. Целовать первую попавшуюся женщину и увиваться за женой заклятого врага. Матерь божья, я все думаю — это и впрямь нечто новое, или ты страдал все эти годы, тоскливые тридцать два года, скрывая от меня свои странные порывы?

— А вот ты, конечно же, не флиртовала, не позволяла увиваться за собой, как ты называешь, ни Вэлу Вивиану, ни жениху дочери Кристоферу Хавергалу, ни Гарри Бичему и лейтенанту Лейку.

Демельза сплюнула, как будто к языку что-то прилипло.

— Меня поражает, что ты заметил все, чем я занималась! Ты что, загибал пальцы на руке, отсчитывая моих собеседников, а другой рукой неуклюже шарил по корсету Харриет? Да это... это возмутительно...

— Что возмутительно?

— Что ты возлагаешь вину на меня, когда своим поведением вызвал шепотки по всему залу. Почему это я...

— Вина — неверное слово, — возразил Росс, — и я бы вызвал на дуэль любого, кто попытается доказать, что у меня было не рождественское настроение, а иные мотивы...

— Что ж, меня ты не вызовешь на дуэль, хотя могу поспорить, я стреляю не хуже тебя!

— Разве что стрелами из бумаги...

— Ты поцеловал... На скольких людей ты нацеливал свои стрелы из бумаги? Ты поцеловал...

— Да, я поцеловал мать Амадоры, Клоуэнс, Морвенну, саму Амадору и Харриет! И... и я двадцать раз поцеловал бы тебя, если бы у меня получилось к тебе приблизиться в такой давке.

— Красивые слова, но...

— Да, и я повторю их много раз. Я великолепно провел вечер и еще надеюсь, что мы хоть на несколько часов вздремнем. Уже сегодня мне надо поехать в Труро.

Демельза села на кровать.

— Какая она?

— Кто?

— Египетский бог, ты еще спрашиваешь!

— Мне понравился ее корсет, он затянут туже твоего. Ну хорошо, раз уж в столь поздний час мы решили это обсудить, то она... мне нравится. Она непростая штучка. Не забывай, я не поругался с Джорджем ни разу за весь вечер. Разве это не достижение? Разве не этого тебе хотелось больше всего? Мир на земле и доброжелательность к мужчинам.

— А также доброжелательность к женщинам? Я видела, как он наблюдает за тобой. Наверное, Харриет получит нагоняй.

— Совершенно уверен, она сама разберется.

— Когда ты отплясывал с ней, то я поневоле вспомнила, сколько бед случилось из-за твоей любви к его первой жене.

Росс медленно сел рядом с ней на кровать.

— Да, Боже мой. Но то чувство было очень и очень глубоким и серьезным. А это пустяк. Озорство. А кто вообще посадил нас вместе за обеденным столом?

— Амадора, наверное, она же не знает нашу историю.

Росс взял ее за руку. Демельза хотела высвободиться, но потом передумала. Поочередно он легонько прикусил каждый ее палец.

— Все прекрасно, — сказала Демельза.

— Знаю.

Они помолчали. Затем Демельза сказала:

— Тот портвейн не так хорош, как наш.

— Почему всегда говорят «весенняя лихорадка»? Почему не «рождественское безумие»?

— Ты уже назначил ей свидание?

— Иисус Милосердный! Я же сказал, что это ничего не значит.

— В деревне пойдут слухи.

— Ну и пусть. Меня тошнит от сплетен. Тошнит от этой деревни, хотя я не уеду отсюда ни за какие коврижки. Поцелуй меня.

— А это вряд ли.

— Ты истощена после тридцати двух лет брака?

— Предложи это как-нибудь в другой раз, а не после того, как успел потискать разных женщин.

— Какое к черту тискать! Я тебе не Хью Бодруган!

— Если поразмыслить, то сходство значительное.

Легкое подрагивание кровати свидетельствовало, что Росс либо икает, либо хохочет.

— По правде говоря... — начал он.

— Ох, вот это уже звучит лучше!