Белла Ахмадулина

Как будто сон тягучий и огромный,
клубится день огромный и тягучий.
Пугаясь роста и красы магнолий,
в нем кто-то плачет над кофейной гущей.

Он ослабел – не отогнать осу вот,

над вещей гущей нависает если.
Он то ли болен, то ли так тоскует,
что терпит боль, не меньшую болезни.

Нисходит сумрак. Созревают громы.

Страшусь узнать, что эта гуща знает?
О, горе мне, магнолии и горы.
О море, впрямь ли смысл твой лучезарен?

Я – мёртвый гость беспечности курортной:

пусть пьёт вино, лоснится и хохочет.
Где жизнь моя? Вот блеск её короткий
за мыс заходит, навсегда заходит.

Как тяжек день – но он не повторится.

Брег каменный, мы вместе каменеем.
На набережной в заведенье «Рида»
я юношам кажусь Хемингуэем.

Идут ловцы стаканов и тарелок.

Печаль моя относится не к ним ли?
Неужто всё – для этих, загорелых
и ни одной не прочитавших книги?

Я упасу их от моей печали,

от грамоты моей высокопарной.
Пускай всегда толпятся на причале,
вблизи прибоя – с ленью и опаской.

О Море-Небо! Ниспошли им лёгкость.

Дай мне беды, а им – добра и чуда.
Так расточает жизни мимолётность
тот человек, который – я покуда.

1979

«Согласьем розных одиночеств…»

Фазилю Искандеру