Белла, чао!

– А она откуда знает, твоя Сердюкова?.. В общем, Вишенка, это нормальные условия для начинающего. Нечего выпендриваться – я сам первое время почти забесплатно работал… Надо эти мастерские посмотреть, может, бомжатник какой.

– Да мне же там только печь для обжига поставить…

– Поставим, не волнуйся.

Белла некоторое время молчала. Она все еще не могла прийти в себя.

– Африкан…

– А?

– Это что же, мне придется тут остаться, что ли? Так надолго? В Москве?! – растерянно произнесла Белла. – А как же Анжела? А как же…

– Забудь о возвращении, – жестко отрезал Африкан. – Тебе судьба дала шанс. Не будь дурой – не упусти его.

Он развернул Беллу и поцеловал ее.

Над ними черной, страшной громадой возвышался памятник Петру Первому. Блистали золотом неподалеку купола храма Христа, а дальше, у горизонта, подпирали небо здания Москва-сити…

И это все теперь принадлежало Белле. Весь этот прекрасный, огромный город.

И этот мужчина с пронзительно-синими – цвета неба – злыми глазами тоже принадлежал ей.

И она сама была теперь – не просто Беллой Серегиной из поселка городского типа Ирга, а талантливой керамисткой, чьи работы выставлялись в Центральном Доме художника, что на Крымском Валу. Красавицей, одетой в бутиках, спелой вишенкой, на которую заглядывались все прохожие мужчины…

Определенно, она теперь никак не могла вернуться в Иргу.

* * *

Драматург Валеев на правах старого (и единственного!) приятеля обычно приходил к Африкану без предупреждения. По вдохновению… И не с пустыми руками.

В этот раз был очередной повод.

…Дверь распахнулась – перед Африканом стоял Валеев.

– Африкан, есть новости! – пританцовывая от возбуждения, Валеев вошел в прихожую, бережно прижимая к груди портфель, в котором пряталась бутылка кальвадоса. – Ты не поверишь… Я сейчас такое узнал! Такое!

Валеев не успел договорить – из дверей выглянула та самая девица, якобы дальняя родственница Африкана – Белла. В легком полупрозрачном платье, босиком, с разметавшимися по открытым плечам волосами. Она посмотрела на Валеева темными, яркими, влажными глазами и сказала в своей обычной, чуть диковатой манере:

– Ой, это вы… Здравствуйте!

– Здравствуйте, – отозвался Валеев и бережно передал Африкану портфель из рук в руки. – А Африкаша соврал, что вы уехали. Если бы я знал, что вы еще в Москве, то я бы принес еще вина. Для вас. Вы какое любите – красное или белое? А то у меня кальвадос… Господи, да я сейчас за вином сбегаю, быстро!

– Нет-нет! – испуганно воскликнула Белла. – Не надо никуда бегать! Я бы выпила кальвадосу. У Ремарка все пьют кальвадос – я мечтала попробовать этот напиток. Обожаю Ремарка – «Три товарища», «Черный обелиск»…

Она прошла обратно в комнату. Африкан повернулся к Валееву, показал ему кулак.

– Ты же говорил, что она твоя родственница! – обиделся приятель.

– Уже нет. Будешь к ней опять подкатываться – убью, – прошипел Африкан.

– Да убери ты кулаки, у меня в пятницу опять съемка, для «Культуры»… Я понял, понял! – прошипел в ответ Валеев.

Кальвадос принято пить из коньячных рюмок. Африкан достал «снифферы», открыл бутылку:

– За тебя, Белла…

– Да, да – за вас, Беллочка! – подхватил Валеев.

– Ой, горько как… – пригубив, сморщилась Белла. – Это же как водка…

– Это и есть яблочная водка! – засмеялся Валеев, с удовольствием и радостью разглядывая девушку. Она была такой хорошенькой, такой яркой… Она была – мучительно женственной.

– Что за новости? – тоже едва пригубив, настороженно спросил Африкан.

– Ты не поверишь! – спохватился Валеев, продолжая неотрывно созерцать Беллу. – У Попова покупают его сценарий.

– У Юрки Попова? У графомана этого? Кто?! – недоверчиво скривился Африкан.

– Пока точно не знаю, какая-то студия, из вновь открывшихся. Продюсер тоже какой-то неизвестный, и режиссера уже нашли – из молодых… Абсолютно, абсолютно неизвестный, до этого дня только короткометражки снимал! – выпалил Валеев. – В общем, этот несчастный Попов, который вешался недавно, теперь скачет от радости! Орет на каждом углу, что утер нос самому Денису Африканову. Дескать, Африкан его графоманом и бездарностью обзывал, а теперь он, Попов, круче своего учителя…

– Бред. Ты говоришь, что и режиссер молодой, неопытный? Как можно доверить фильм человеку, который не знает, что такое полный метр?.. – не поверил Африкан.

– Мало того, – с удовольствием продолжил Валеев. – Они намереваются просить из госбюджета двадцать миллионов долларов – на съемки фильма. И им эти деньги дадут, – торжественно заключил приятель.

– Точно, бред! – засмеялся Африкан. – Никто им этих денег не даст. Двадцать миллионов не пойми кому, каким-то темным лошадкам…

– Вот именно! – поднял палец Валеев. – Мэтрам нашим, мастодонтам отечественного кинематографа не дадут, а безвестному режиссеришке – дадут. Потому как наши мастодонты окончательно всех разочаровали эпохальными своими шедеврами… Парадоксальная, уникальная ситуация. Лови момент, называется! – засмеялся Валеев.

– Бред, бред… двадцать миллионов на эту лабуду с ряжеными!

– А почему – лабуду? – спросила Белла.