Bella Германия

4:31.981 шведа Ларссона против 4:31.983 американца Макки, с недоумением уставившегося на электронное табло. Винченцо подсчитал: за две тысячные доли секунды швед опередил соперника на три и одну десятую миллиметра. Этот случай наглядно демонстрировал, какое ничтожное расстояние отделяет победу от трагедии – всего три и одна десятая миллиметра.

А утром пятого сентября в новостях сообщили, что террористы захватили в заложники израильских атлетов.

В первой половине дня соревнования шли своим чередом, словно ничего и не случилось. Винченцо включил телевизор сразу, как только вернулся из школы. На экране появился человек в маске с «калашниковым» в руках. Так Винченцо впервые услышал слово «террорист». Спортсменов похитили на глазах у всего мира – уму непостижимо… Но еще больше Винченцо волновал вопрос, что творилось в мозгах у людей, угрожавших смертью в разгар мирного праздника?

– Почему они это сделали? – недоумевал Джованни.

– Потому что их лишили родины.

– Кто лишил?

– Евреи, которые захватили Палестину.

– А почему они ее захватили?

– Потому что их преследовали в Европе.

– То есть евреи тоже потеряли родину?

– Да.

– И что, теперь палестинцы придут в Европу?

– Видимо. Никто не живет дома.

Ночью история с заложниками закончилась кровавой катастрофой. Все спортсмены погибли в перестрелке в аэропорту Фюрстенфельдбрук. Город был потрясен. Хозяева не сумели защитить гостей. Лучшие за всю историю Олимпийские игры вмиг обернулись несмываемым черным пятном на разноцветной мюнхенской жилетке. Публика на трибунах оделась в траур. Вместо веселых песенок звучала «Героическая симфония» Бетховена.

Никогда еще в лавке Джованни не было такого тихого телевизионного вечера. Гастарбайтеры из арабских стран понимали, что их ждут тяжелые времена, – даже тех, кто совершенно не причастен. Другое дело итальянцы, которые, как члены Европейской рабочей группы, были защищены куда лучше. Неевропейцам же в самое ближайшее время угрожала высылка на родину. В основном в страны, где правила диктатура, – в страны, ставшие бедолагам чужими за годы эмиграции.

Никто не живет дома.

Записи в дневнике раз от раза становились немногословнее и суше. Безнадежность нагнеталась. Джульетта продолжала встречаться с Винсентом, все так же тайно и без прежнего оптимизма. Ее заметки перемежались вырезками из газет, отражавшими мрачные настроения того времени, причем не только среди арабов. Энтузиазм пятидесятых иссяк. Воодушевление шло на убыль, пока наконец к 1973 году страна не затаилась в напряженном ожидании будущего.

Энцо стал искать работу сразу, как только освободился от костылей. Джульетта помогала ему рассылать запросы. Она не могла оставить Энцо, пока приходилось одной кормить семью. В глубине души Джульетта надеялась на лучшее, но работодатели отказывали Энцо. Прежде всего, по причине проблем с позвоночником, из-за которых отбойный молоток был ему теперь не по силам.

Энцо имел право подать на пособие по инвалидности, но это шло вразрез с его принципами. Он не хотел быть нахлебником у государства, считал, что должен зарабатывать на хлеб своими руками. Поэтому он уговорил Джульетту сходить с ним к врачу, с тем чтобы заручиться справкой о полном выздоровлении. Но и после этого работодатели не спешили с предложениями. Метро было построено, а Олимпиада здорово подкосила экономику страны. К тому же Энцо интересовали места с умеренной физической нагрузкой – например, механика или водителя вилочного автопогрузчика на рынке. Но его никуда не брали.

– Вот видишь, – сказал Винченцо, – тебе все-таки придется выучить немецкий язык.

– Дело не в этом, – отмахнулся Энцо. – Мотор я могу починить хоть у китайца.

– Прекратите! – испугалась Джульетта.

– И вообще дело не во мне, – добавил Энцо. – Здоровых нынче тоже никуда не берут.

И действительно, даже немецкие рабочие впервые за долгое время не чувствовали уверенности в завтрашнем дне. Когда в шестидесятые кто-то терял работу, то лишь пожимал плечами, потому что знал, что скоро найдет новую. Чего-чего, а работы было в избытке. Нынешняя ситуация удивляла многих. И если «революционеры-68» признавались, что их идеалы разбились о реальность, то рабочие вдруг почувствовали, что все они заменимы. Неужели капитализм победил?

На самом деле все обстояло куда хуже. Это было начало процесса, ныне называемого глобализацией. Если в 1955 году Германия открыла границы для иностранных рабочих, то в 1973-м Европа впервые осознала свою зависимость от остального мира. И все опять оказалось связано с машинами.

Собственно, все началось с войны, в которой ни Джульетта, ни Энцо, ни Винченцо не участвовали, но последствия которой ощутили на себе в полной мере. Она получила название «Войны Судного дня» и разгорелась на восточном побережье Средиземного моря. Семь арабских государств ввели эмбарго на продажу нефти сюзникам Израиля – странам Западной Европы и втрое повысили цену на сырую нефть. Черная кровь остановилась в жилах мировой экономики. Бензин, до тех пор бывший дешевле минеральной воды, подорожал почти вдвое.