Bella Германия

Это мы, восставшие из войны всех против всех, конкуренции каждого с каждым, из системы, где закон – это страх, где СМИ промывают мозги, из мира потребления и тотальной порки, маскируемой идеологией ненасилия. Это мы, воскресшие от депрессий, болезней, классового неравенства, нескончаемых унижений и эксплуатации человека человеком. Это мы, осознавшие необходимость освобождения и участия в антиимпериалистической войне, понявшие, что с крушением системы мы не потеряем ничего, зато обретем – в вооруженной борьбе – всеобщую свободу, жизнь и человеческое достоинство.

Этот текст написала в тюрьме Ульрика Майнхоф, которую называли террористкой и которую Винченцо знал по черно-белой фотографии в рубрике «Разыскиваются». Вырезку из газеты Джованни как-то повесил в лавке, желая продемонстрировать свою лояльность властям.

Эти слова поразили Винченцо в самое сердце. Возможно, тем, что предлагали новое «мы» ему, невольному одиночке, который мучительно стремился причислить себя хоть к какой-нибудь общности. Или, возможно, они давали точку опоры его праведному гневу и чувству потерянности, а также выход дремавшей в нем жажде истребления, грозившей в противном случае саморазрушением.

– «Сегодня мы знаем, что нельзя выступать безоружными против вооруженных господ, – читал очкастый тип рядом с Таней, вытряхивая сигарету из ее пачки. – Организованная сила – необходимость в классовой борьбе».

Если Таня блистала интеллектом, очкарик брал габаритами. Здоровенный, с вечно немытыми патлами и в потертой кожанке с лисьим воротником. Все его звали Олаф, но настоящего имени не знал никто, даже Таня. Он был из нелегалов, коммуна его поддерживала. Олаф положил на плечо Тане руку – неофициальная королевская пара подпольщиков.

В отличие от большинства остальных, отрицавших систему, но сторонившихся насилия как метода политической борьбы, Олаф был солдатом – одним из тех, о ком все говорили, но кого никто не видел. Не исключено, что он был из тех «теневых кардиналов», чьи фотографии не печатали в газетах, но кто знал о всех терактах заранее.

– Насколько серьезны ваши намерения перестроить общество?

Провокационный вопрос был вброшен в комнату. Присутствующие замялись.

– Идея правильная, – заметил наконец кто-то, – но убивать людей…

– Левые снова облажались, – едко ответил Олаф. – Вместо того чтобы воевать с полицейским государством, они колошматят друг друга! Сплошная критика товарищей, одна пустая болтовня! Ссыкуны высоколобые, вот кто вы такие!

– А как же РАФ? Вы же только и хотите, что вытащить своих людей из каталажки. Больше вас ничего не интересует.

– Это не каталажка! – Олаф грохнул кулаком по столу. – Изоляция! Пытки!

Таня поспешила взять его сторону:

– А что дают нам мирные протесты? Ничего. Государство со своим репрессивным аппаратом идет впереди нас. Эксплуатация народов стран третьего мира, войны! О поколении Аушвица вообще говорить не приходится, они расстреляют нас как нечего делать. Если только мы не вооружимся, конечно. Привлечь виновных к ответственности – легитимная мера.

– Иначе говоря, цель оправдывает средства? Кто дал вам право лишать людей жизни?

– А сколько человек осталось бы в живых, если бы в свое время удалось убить Гитлера?

Как всегда, Таня нашла самый убедительный аргумент. Винченцо смотрел на нее с восхищением.

– Любое освободительное движение требует жертв! Куба. Боливия. В Алжире независимость стоила жизни миллионам человек. Но наше движение не представляет угрозы никому из мирных граждан. Нас интересуют только крупные концерны. Банки. Юстиция.

Все молчали.

– Итак, добровольцы есть? – спросил Олаф.

Все молчали.

Таня обвела взглядом круг товарищей.

– Я! – поднял руку Винченцо.

Глава 53

– Зачем ты это сделал? – спросила я.

Мы миновали туннель и подъезжали к таможенному пункту. Болонья. За спиной половина пути, почти шестьсот километров.

Винченцо посмотрел на меня так, будто слышал этот вопрос не впервые.

– А зачем твоя мать это сделала?

– Но я спрашиваю тебя.