Белларион. Жатва.

— Если вы торопитесь умереть, синьор, — насмешливо сказал солдат,

— то прошу вас набраться терпения. Вас задушат на рассвете.

— Неужели я должен сдохнуть, как собака? — яростно напустился на него сидевший за столом Белларион. — Или я так и не дождусь священника, чтобы исповедать свои грехи?

— О-о! Ах! Священника? — покачал головой стражник и отправился к Карманьоле.

Не найдя ни его, ни кого-либо из капитанов — все они в тот момент отсутствовали, располагая своих людей в боевых порядках против Штоффеля и его швейцарцев, угрожавших освободить Беллариона силой, — он решил обратиться к принцессе и ее брату.

— Мессер Белларион спрашивает священника, — сообщил он юному маркизу.

— Почему никого не послали за ним? — воскликнул шокированный Джанджакомо.

— Исповедь начнется незадолго до прихода палача, — объяснил ему солдат.

— Черт бы вас всех побрал! — приглушенно выругался Джанджакомо. — Немедленно пошлите к Беллариону священника. Пусть кто-нибудь съездит за ним.

Прошло более часа, прежде чем стражник ввел в камеру к Беллариону высокого худощавого монаха в длинной черной рясе ордена доминиканцев. Стражник поставил на стол фонарь и с состраданием взглянул на Беллариона, по-прежнему сидевшего за столом со связанными руками и ногами. Но, едва за ним закрылась дверь, как Белларион резко встал со своего стула, и, к великому изумлению доминиканца, веревки, опутывавшие нуждавшегося в исповеди несчастного, спали словно сами собой. Крепкие руки проворно схватили монаха за горло, так что тот не успел произнести ни звука. У своего уха он услышал яростный шепот:

— Если хочешь жить — веди себя тихо. Стукни дважды ногой о землю, если согласен молчать, и я отпущу тебя.

Нога священника лихорадочно забарабанила по земле, и Белларион ослабил свою хватку.

— Запомни: если пикнешь, я немедленно задушу тебя.

— Зачем? Зачем ты напал на меня? — жадно ловя ртом воздух, зашептал монах. — Я пришел, чтобы утешить тебя и…

— Я лучше знаю, зачем ты пришел, брат мой, — перебил его Белларион. — Ты думал, что утешишь меня обещанием вечной жизни. Но я очень надеюсь, что твое появление здесь позволит мне продлить существование в этом бренном мире. Мы отложим исповедь на потом, до худших времен.

Через полчаса в дверях камеры появилась высокая фигура монаха с накинутым на голову капюшоном и с фонарем в руках.

— Возьми фонарь, сын мой, — почти шепотом сказал он тюремщику. — Твой пленник хочет побыть в темноте, наедине со своими мыслями.

Солдат взял фонарь в одну руку и запер дверь на задвижку. Однако этот монах показался ему каким-то странным. Он резко повернулся и поднял фонарь к самому его лицу.

В следующую секунду он распластался на земле и, прежде чем потерять сознание, успел узнать в человеке, сидевшем у него на груди и душившем его, своего арестанта.

Белларион потушил фонарь, оттащил бесчувственное тело солдата в темный угол тускло освещенного коридора, поправил свою рясу и капюшон и поспешил во двор замка.

Никто из слонявшихся там солдат, увидев его чуть сгорбленную фигуру, не усомнился, что это тот же самый монах, который приходил исповедать Беллариона. Пробормотав «Pax vobiscum» [114], он миновал услужливо распахнутую перед ним боковую дверь в стене замка, пересек узкий мостик, переброшенный к ней через ров, и, оказавшись на свободе, торопливой походкой направился на юг, в сторону расположения отряда Штоффеля.

Была почти полночь, когда он, в своем монашеском одеянии, предстал перед изумленным Штоффелем, облаченным в боевые доспехи, и весть о его появлении распространилась среди швейцарцев подобно молнии.

— Мы уже собирались идти выручать вас, — сказал ему Штоффель.

— Это безнадежное дело, Вернер. Что вы смогли бы сделать против трех тысяч человек, готовых встретить вас?

Однако на сердце у него потеплело, когда он услышал из уст Штоффеля еще одно подтверждение его доверия и лояльности к нему.

— Думается, наши шансы на успех были бы не столь уж малы, хотя бы потому, что наши люди настроены решительно, чего наверняка нельзя сказать о противоположной стороне.

— А стены замка Квинто? Вы понапрасну разбили бы свои головы, штурмуя их. Я вижу, нам всем повезло, что мне удалось выкрутиться целым и невредимым из этой заварухи.

— Что мы теперь будем делать? — спросил Штоффель.

— Отдайте приказ немедленно сниматься с лагеря. Мы идем в Мортару, к отряду Белой Собаки, с которым мы столь опрометчиво разделились. Мы еще покажем Карманьоле и этим монферратским принцам, на что способен Белларион.