Белларион. Жатва.

— Я прочел твои мысли, сын мой, и они огорчили меня, — кротко улыбнулся он. — Я узнал, что ты, оказывается, подозреваешь меня. Меня! Но почему? Разве могу я оказаться вором? Неужели я решился бы погубить свою бессмертную душу из-за каких-то пяти дукатов? Разве ты не знаешь, что мы, недостойные братья святого Франциска, живем, как птицы небесные, не заботясь о дне завтрашнем? Мы полностью вручаем себя Божьему провидению — зачем мне пять дукатов или даже пять сотен? Без гроша в кармане, с одним посохом в руках, я могу сию минуту отправиться отсюда в Иерусалим, питаясь одной милостыней, которой Бог никогда не лишает нас. — Он широко, наподобие креста, раскинул руки в стороны. — Сын мой, обыщи меня, если хочешь. Смелее!

Белларион покраснел и пристыженно опустил голову.

— Это… я думаю, ни к чему, — запинаясь, ответил он. — Твоя одежда служит лучшим подтверждением твоим словам. Но в один момент мне показалось… — он опять запнулся и с чувством произнес: — Прости меня, брат мой.

Монах медленно опустил руки и шагнул к нему.

— Сын мой, — положил он свою худую, длинную ладонь на плечо юноши, и тот почувствовал на себе хватку его пальцев, тонких и цепких, словно орлиные когти, — забудь о своей потере. Я здесь для того, чтобы возместить ее. Мы пойдем вместе, и ряса святого Франциска достаточно широка, чтобы поддержать нас обоих, пока мы не доберемся до Павии. Это будет тебе моим прощением.

Белларион с благодарностью взглянул на него. Тебя воистину послало само провидение.

— А что я говорил? Теперь ты сам в этом убедился. Benedicamus Domine [19].

— Deo gratias! [20] — заученно ответил Белларион, но теперь его слова прозвучали искренне и сердечно.

Глава II. СЕРЫЙ МОНАХ

Они двинулись в путь, и Фра Сульпицио — как монах назвал себя — уверенно, будто давно успел изучить окрестности, повел его через лес в сторону дороги. На ходу монах забрасывал Беллариона вопросами.

— Ты сказал, что у тебя украли еще и письмо, так ведь?

— Да, — с горечью откликнулся Белларион, — и оно было для меня куда дороже, чем эти пять дукатов.

— Письмо? Не может быть! — не поверил монах, и его глаза алчно блеснули. — И что же такое было в нем?

Белларион, помнивший содержание письма наизусть, пересказал его слово в слово.

Фра Сульпицио озадаченно почесал в затылке.

— Боюсь, я не настолько хорошо знаю латынь, — сказал он и, заметив удивленный взгляд Беллариона, поторопился добавить: — Мы, недостойные братья святого Франциска, добровольно отвернулись от славы ученых мужей. Ученость мешает смирению.

— О, я это уже понял, — вздохнул Белларион и перевел текст на итальянский: — «Возлюбленный сын наш Белларион, воспитанник монастыря Всемилостивой Божьей Матери в Чильяно, направляется в Павию, чтобы усовершенствоваться там в науках. Мы вверяем его промыслу Божию и уповаем на помощь нашего ордена, равно как и других братских орденов. И да будет благословение Господне на всех оказавших ему содействие во время его путешествия».

Фра Сульпицио понимающе кивнул.

— В самом деле, это невосполнимая потеря. Но могу тебя заверить, что, пока мы вместе, мое присутствие восполнит утрату этого письма, и прежде чем мы расстанемся, я попрошу аббата монастыря августинцев на Сезии снабдить тебя таким же. Я уверен, он не откажет мне.

Юноша сердечно поблагодарил монаха, еще раз внутренне укорив себя в недавних подозрениях на его счет, и они замолчали.

— Значит, тебя зовут Белисарио, верно? — Фра Сульпицио первым возобновил разговор. — Странное имя.

— Не Белисарио — Белларио или, точнее, Белларион.

— Белларион? Совсем уж нехристианское имя. Кто тебя таким наградил?

— Меня окрестили Иларио в честь святого Иларио, которого я считаю своим небесным покровителем.

— Но почему тогда…

— О, на этот счет существует целая история, — поспешил ответить Белларион и, получив приглашение продолжать, приступил к повествованию. Юноша сообщил монаху, что, по его предположениям, он родился примерно в 1384 году, но не помнит ни места рождения, ни своей семьи.