И в этом никак нельзя было винить русского военачальника. О нём устами одного из героев повести «Аммалат-бек» Бестужев-Марлинский высказывался так:
«Мне кажется, ни одно лицо не одарено такою беглостию выражения, как его!..
Надобно видеть его хладнокровие в час битвы. Надо любоваться им в день приёмов, то осыпающим восточными цветами азиатцев, то смущающим их козни одним замечанием (напрасно прячут они свои коварные замыслы в самые сокровенные складки сердца — его глаз преследует, разрывает их, как червей, и за двадцать лет вперёд угадывает их мысли и дела), то дружески, открыто приветствующего храбрых офицеров своих, то с величавой осанкою пробегающего ряды гражданских чиновников, приехавших в Грузию на ловлю чинов и барышей. Забавно глядеть, как все, у которых нечиста совесть, мнутся, краснеют, бледнеют, когда он вперит в них пронзительный, медленный взор свой, — вы, кажется, видите, как перед глазами у виноватого проходят взяточные рубли, а в памяти — все его бездельничества... видите, какие картины ареста, следствия, суда, осуждения и наказания рисует им воображение, забегая в будущее. Зато как он умеет отличать достоинство одним взором, одною улыбкою, наградить отвагу словом, которое идёт прямо от сердца и прямо к сердцу, — ну, право, дай Бог век жить и служить с таким начальником».
Лишь однажды «Минерву» отвлекли от перевозки солдат. Грейг приказал следовать в Одессу и принять на борт министра и чрезвычайного посланника тайного советника барона Строганова.
5
Зная по плаванию «Надежды» с Крузенштерном о капризности сановных дипломатов, каким был Резанов, Фаддей навёл на корабле идеальную чистоту: продезинфицировал трюмы, покрасил заново корпус, отвёл лучшие каюты для посла и его людей.
Однако Григорий Александрович Строганов[34]
оказался человеком непривередливым, не чета Резанову, попавшему «из грязи в князи», хотя дальние предки его вышли из камских солеваров, но потомки уже в столицах пообтёрлись, в германских и английских университетах выучивались, давно стали вровень с потомственными князьями, а богатством иных и вовсе превзошли. Младший брат его Павел был другом императора, вместе с польским князем Адамом Чарторыйским, князем Кочубеем, графом Новосильцевым входил в Негласный комитет при молодом Александре[35]. Они мечтали о конституции наподобие английской, говорили о равенстве и братстве, о гражданских к военных реформах, однако, блеснув богатством идей, так и не смогли осуществить их на деле. Чарторыйский стал министром иностранных дел, Новосильцев — министром юстиции, Павел Строганов[36] — министром внутренних дел, правда ненадолго.Свита у Григория Александровича была небольшой, ровно дюжина. Так что половину кают Беллинсгаузен вернул своим офицерам.
Несмотря на недавнее замирение, русского посла в Турции ждала трудная и опасная работа. Великий его предшественник Пётр Андреевич Толстой — личность яркая. Как и многие сподвижники царя Петра, был послан к туркам в то время, когда Россия потерпела сокрушительное поражение под Нарвой, а извечный враг её — Оттоманская Порта собиралась ударить с юга по ослабленному противнику. Любой ценой удержать Турцию от войны — в этом состояла задача Толстого. И он проявил столько изворотливости, настойчивости, хитрости, ума, что предотвратил выступление турок в самый трудный для России период Северной войны и на всём протяжении её, а она длилась двадцать один год, добивался тех же успехов. Он умел быть вкрадчивым и суровым, резким и обходительным, действовал напористо и мудро, избегал лишнего обострения ситуации и выходил победителем.
Как только Толстой въехал в турецкую столицу, он сразу же почувствовал нескрываемую враждебность Порты к своей стране, вместо обычного праздничного кортежа увидел эскадроны всадников. Янычары плётками разгоняли толпу любопытных, наблюдавших за процессией.
Пётр Андреевич ещё не был знаком с местной политической ситуацией, не располагал помощниками, которым мог бы полностью доверять. Чтобы приобрести надёжных друзей, он обратился к патриарху Иерусалимскому Досифею, чья духовная власть распространялась на всё православное население Оттоманской империи. Содействуя родственной по вере России, патриарх свёл посла со многими влиятельными людьми не только в порабощённых провинциях, но и в самой Турции. Так через одного из них Толстой узнал, что мать правящего султана не слишком доверяет одному антирусски настроенному министру при дворе сына и что за определённую «дачу» готова замолвить «нужное слово» перед султаном. За отсутствием «твёрдой валюты» посол отсчитал дюжину горностаев и соболей, присовокупил к ним алмазное перо на шапку и кушак, отделанный драгоценными камнями. Вскоре он узнал о казни министра, враждебно относившегося к России.