Беллинсгаузен

Война погромыхивала на северо-востоке Балтики. К Эзелю разве какой корвет посыльный приблудит. А вот за островом Муху промысел складывался удачный. Конечно, если и ветер подгадает, и какая-нибудь баталия случится, и чайки до отвала нажрутся оглушённой рыбы, что взлетать не смогут. Тут наши промышленники и брали рыбу. Ветер нагонял убойную в невода, поверху расставленные. Которая шевелилась — в бочки на засол шла. Которая припахивать начинала — годилась на муку для клея и удобрений или на жир после выжимки. Пойема Юри дрейфовала с одного конца невода, кимба Аго держала Другой конец, так за день набирали трюм под завязку. Разумеется, близко к бою не подходили. Иначе какой-нибудь путанник или резвец бухнет из орудия — и пускай пузыри.

Сельдь, треску, окуня, салаку сдавали по хорошей цене в провиантские флотские склады-магазины. Остальное в коптильню и давильню шло, где Эме крутилась, заготавливалось впрок.

В дни, когда военные действия затихали, опускали сети поглубже. Если уловы не удавались, то чинили снасть, судёнышки подлатывали. На кимбу Аго грот поставил, а от него косую добавочную рею на подвижной оси для большей парусности и лучшей управляемости. Ходила она разве что не против ветра, а так летала на всех галсах, как ласточка.

И вот её-то, на счастье дивное, как в сказке писанное, узрел однажды в подзорную трубу командор генерал-майорского чина Пётр Иванович Ханыков. Его отряд стерёг шведа, спрятавшегося в шхеры у Выборгской бухты.

   — Экий «летучий голландец»! — воскликнул он удивлённо. — Кто таков?

Офицеры навели свои окуляры, пожали плечами.

   — Не иначе как швед-вестовой или дозорный, — предположил кто-то.

   — Поймать и доставить!

Легко сказать, а на чём? Ветерок едва порхает — почти штиль. Вызвались охотники, спустили малый ялик, налегли на вёсла. Не тут-то было. Выбросил Фабиан боковой парус и прибавил ход. Думал, шведы погнались. Обогнул кругом, дразнясь, и чуть ли не встречать ветра пошёл, взяв направление к своему острову. Тот, кто на руле сидел, в трубу закричал что-то.

   — Вроде русский, — прошептал Аго.

   — Всё равно выпорют, не шатайтесь в боевой зоне, — ответил Фабиан, но скорость сбавил, пошёл наискосок.

Через полчаса игры вперегонки с ялика всё же донеслось моляще отчётливое:

   — Да остановитесь же, окаянные! Ей-бо, не тронем!

Ну, тогда если и порка предстоит, не обидно будет — от своих можно и потерпеть. Фабиан проделал искусный манёвр, пристал под бок линейной громады, дерзко крикнул:

   — Вас ист лёос (Чего надо)?

Тут два крюка-якоря с бортов сорвались и заарканили кимбу, подхватили и вознесли по воздусям на палубу. Мальцов выволокли за шиворот на шканец командирский, представили перед худющим великаном с длинным, как у лошади, лицом и низким, сильно покатым лбом, на котором вздорно и как-то боком торчал пегий парик.

   — Чьи будете? — раскидистым басом вопросил командир, переводя свирепый глаз с одного на другого, пытаясь угадать заводилу.

Фабиан плохо понимал русский, но по тону догадался, чего хочет долговязый. Он бесстрашно выступил вперёд:

   — Беллинсгаузен, а это мой матрос Аго Рангопль.

   — Ты-то по-русски не разумеешь? — удивился командир и перешёл на немецкий: — Не отрок ли прапора Фердинанда с Эзеля?

   — Племянник.

   — А отец где?

   — Помер.

   — Сирота, выходит?

   — Какой же сирота?! — поджал губы обидчиво Фабиан. — Я сам не маленький.

   — Цыц! Спесив как бесёнок.

Фабиан подобрался, понял, что предстал перед чином немалым.

   — Эзель-то неблизкий свет. Почему здесь шлялись?

   — Ежели баталия, рыбу соберём, пока не утонула и чайки не съели.

   — Шведов видели? Грамоту разбираешь?

Кто-то из офицеров раскатал по столу карту.

Фабиан глянул на солнце, развернул лист нордом вверх и на акватории и на карте обозначились знакомые острова, проливы, отдельные утёсы.

   — Полагаю, они здесь сидят, — положил Фабиан руку на северо-западную оконечность залива.

Офицеры и капитан лукаво переглянулись.

   — Это нам и без тебя ведомо.

   — А ежели доподлинно разузнать хотите, можно вот этой протокой проскочить, — не замечая усмешек, проговорил Фабиан.

   — Тут шлюпка не пройдёт.

   — Зато кимба проскользнёт.

   — А ведь малый прав! — воскликнул самый молодой из офицеров, мичман, видно.

   — Пётр Иванович, может, и вправду на кимбе дозор учинить? — подал голос офицер постарше, лейтенант, такой же высокий, худой, с узким, клиновидным подбородком.

   — Ветер всё равно слаб, стоим без дела, — как бы про себя пустился в рассуждение капитан и скосил глаз на Фабиана. — Твой чухонец справится?

   — Что он, что я, — быстро ответил Фабиан, уже догадавшись о плане, рождённом в голове главного.

   — Тогда сделаем так. С чухонцем Пётр Рожнов пойдёт, а ты в залог здесь останешься, чтоб вместе не сбегли.

Фабиан, видать, лошадинолицему приглянулся, пошутить изволил.

Кимбу спустили на воду, с марса дозорный видел, как она вбежала в протоку и там потерялась за островками да утёсами шхерными.

Вестовой доставил из камбуза чай, крендель с маком. Угощая, капитан спросил:

   — Тебе какой годик пошёл?

   — Десятый.

   — И неуч всё?

   — В Аренсбурге высшую начальную закончил.

   — Куда определяться хочешь?

   — Знамо, в Морской кадетский.