Беллинсгаузен

Что правда, то правда — мания смотров, парадов и манёвров, по словам желчного маркиза де Кюстина, носила повальный характер. Вздумалось государю однажды при крепком шквалистом ветре послать Вторую дивизию в крейсерство до Гогланда и обратно. Эскадра собралась быстро, снялась с якорей и, черпая бортами воду, с трудом управляясь парусами и рулём, вышла на простор, где ещё сильней бесновался шторм и тяжёлые волны ломились в скулы кораблей.

С флагмана непрестанно палили из пушек, пускали ракеты, поднимали флаги, сигналами передавая приказы колонне: то убавить парусов, то по ветру гнать, то идти фордевинд, то больше парусов учинить, то вправо или влево повернуть... Известно, Финский залив мелководен, коварен течениями, под водой скрывается много мелей и банок. Тут нужны глаз да уши. А что делать, если бак и грот в тумане тонут, а шторм ревёт, точно ослеплённый Циклоп, глушит все звуки? И ни берегов, ни лунного светила, ни звёздочки на небе, ни маяков, чтоб определиться в местонахождении! Только в счислении времени, направлении ветра, скорости течений можно определиться по карте, где находится эскадра и куда движется. Разумеется, с большой погрешностью.

Фрегат «Паллада» шёл в середине колонны. Им управлял молодой лейтенант Павел Степанович Нахимов. До этого он служил па Черноморском флоте. Командуя отбитым у турок корветом «Наварин», сделанным из лучшего дуба, с 28 пушками добротного английского литья. Михаил Петрович Лазарев, ходивший с Нахимовым ранее, аттестуя его на должность командира фрегата, отмечал то, что ставил превыше всего: «Отличный и совершенно знающий своё дело морской капитан».

Что оставалось делать Нахимову в теперешнем походе? Смотреть на сигнальные огни впереди идущего судна, дублирующего флагманские приказания, да оглядываться назад, чтобы следовавший за фрегатом барк точно передал приказ далее, не нагнал и не двинул форштевнем в корму. Но Нахимов считал и вычислял, будто штурманствовал у начальника дивизии адмирала Беллинсгаузена. Он глаз не сомкнул, несмотря на глухую ночь, и штурмана вахтенного заставил вглядываться в непроницаемую чернь бушующего моря.

И вдруг тот узрел едва мелькнувший маячный огонь. Он успел запеленговать его и определить, что колонна идёт неверным курсом. С поспешностью он бросился к капитану. Едва взглянув на карту, Нахимов понял, что корабли вот-вот выскочат на камни. В этот критический миг он приказал факельщикам дать сигнал: «Флот идёт к опасности!» Канониры начали заряжать пушки.

Однако ни на ближних судах, ни на флагмане не заметили тревожных огней и не услышали из-за дьявольской бури пушечных залпов. Тогда лейтенант, не теряя времени, поворотил на другой галс. Другими словами, он самовольно изменил курс, вышел из ордера, сломав походный порядок. Сигнальная книга формально не запрещала выполнять такой манёвр перед возможной трагедией, тем более на флагманском корабле сигнал не поняли по причине дождя и сильного волнения, что дважды отмечалось в вахтенном журнале. И всё же далеко не каждый решился бы указать на ошибку самому Беллинсгаузену, начальнику матерому, авторитетному, уважаемому.

А что бы вышло, если бы предостережение оказалось вздорным? Началось бы судебное разбирательство, дальше последовало бы неминуемое изгнание из флота, поскольку о малейшем нарушении субординации докладывали самому императору. А дерзостей Николай никому и никогда не прощал. Несмотря на всплески рыцарства, унаследованные от папеньки Павла I, он люто расправлялся с нарушителями устава и заведённого порядка. Как-то он без колебаний разжаловал в матросы капитана I ранга и георгиевского кавалера за совсем малое ослушание своего бригадного командира.

Непонятно почему, но царь терпел только Беллинсгаузена, когда тот перечил, выгораживая подчинённых. Однажды на манёврах один корвет коснулся другого, не сильно, но достаточно крепко, что повалил всех с ног. Багровея от гнева, Николай закричал: «Под суд командира!» Стоя рядом с императором, Беллинсгаузен проворчал: «За всякую малость под суд? Молодой офицер желал отличиться, не размерил расстояния и наткнулся... Невелика беда. Если за это под суд, у нас и флота не будет». Николай немного смягчился: «Всё же надо расследовать». «Это сделаю с петушком, — пообещал Беллинсгаузен, — только не судом».

Но в случае с Нахимовым заступничество Фаддея не уберегло бы лейтенанта от монаршего гнева.

К счастью, бешеный бурун и сигналы с «Паллады» наконец увидели на флагмане. Беллинсгаузен приказал изменить курс, эскадра убереглась от крушения, хотя несколько кораблей повредились малость на каменной гряде. Когда к утру шторм утих, Фаддей приказал просигналить «Пал л аде», чтоб к адмиралу явился капитан.

   — Что ж ты, любезный Павел Степанович, наперёд батьки полез? — прищурившись, поглядел Фаддей на смельчака.

   — Но вы же сами убедились, эскадра шла на погибель! — воскликнул лейтенант обидчиво.

   — А ты и не спал, за мною следил?

   — Я не токмо за себя, но и за других беспокоился.