Беллинсгаузен

   — Обида за Россию! Неужто мы хуже англичан, у коих я не переставал удивляться размаху торговой деятельности. Через коммерцию с Ост-Индией, Китаем и другими колониями Англия достигла своего благополучия. Не одной же барщиной и оброками нам жить. Разве мы не найдём выгоды в торговле с этими странами?!

   — Но в той части земного шара у России нет своих владений, — раздумчиво заметил Румянцев.

   — А Русская Америка? Её-то почто в загоне держать?! Для начала я предлагаю направить к Алеутским островам два шлюпа с припасами для строительства и оснащения судов. Туда же послать мастеровых-корабелов, учителей-навигаторов. Леса для судов там предостаточно. Ядрёного леса, строевого! Построенные в Русской Америке суда смогли бы вывозить меха в Кантон и далее в Россию. Мы бы перестали платить втридорога за колониальные товары иностранцам, а с великой прибылью снабдили и себя, и Европу всем тем, что там производится и чем славится и дёшево стоит. С нашей Российско-Американской компанией тогда не справятся ни британские, ни голландские, ни другие товарищества.

Столь живая и продуманная обрисовка перспектив понравилась Румянцеву. Особенно приглянулась идея привлечь к задуманному делу отечественную компанию, которая делала лишь первые робкие шаги. Граф пригласил к себе управителей компании, а также Мордвинова с Крузенштерном. Ради того, чтобы доставить необходимые припасы для строительства своих кораблей в Русской Америке, провоз которых морем оказался бы более дешёвым, нежели сушей через всю Сибирь и далее водой, компанейцы согласились дать денег на эту экспедицию в дальний восточный край. Они обратились с письмом к новому царю, и Александр отнёсся благосклонно к организации вояжа.

Но и тут на пути идеи к воплощению встало много рогатин. Вскользь, но упомянуть о них следует, ибо всякому непривычному почину, кроме причин внешних и внутренних — и вполне объяснимых, — противостоит главная преграда. Она гнездилась в русской сановной спеси, нежелании взглянуть дальше собственного носа, откладывании спешного дела на потом и поглубже. Ну ещё, может быть, и в том, о чём гласит поговорка: куда, мол с нашим рылом да в калашный ряд.

Как раз в это время началась очередная ломка государственного устроения. Вместо коллегии появилось восемь министерств — внутренних дел, коммерции, финансов, юстиции, народного просвещения, иностранных дел, морское, военно-сухопутных сил. При Морском министерстве учреждался Комитет образования флота, в «Наказе» которому Александр I писал: «Мы повелеваем оному комитету непосредственно относиться к нам о всех мерах, каковые токмо нужным почтено будет принять к извлечению флота из настоящего мнимого его существования и к приведению оного в подлинное бытие».

Как и повелось в России издавна и до наших дней, всё старое ломалось и уничтожалось без должной осмотрительности и торопливо заменялось новым, в большей части заимствованным из английского опыта, не сообразным ни с характером русского человека, ни с состоянием средств государства. Иные нововведения, конечно, не могли укрепиться на русской почве. Но другие, чисто технические, вошли в обиход, прочно удержались в нём и принесли ожидаемую пользу. На флоте к таковым относились: определение более целесообразных размеров рангоута, такелажа, качества парусного полотна и формы якорей, устройство на кубриках кораблей около бортов коридора, укладка матросских коек в сделанные по бортам сетки вместо прежнего помещения их в рострах; отведение на кубрике особой каюты для матросских рундуков; уничтожение шханц-клетней — красного сукна с белым бордюром, развешиваемых в праздники по бортам кораблей, — как «украшения излишего и безобразного».

Наши преобразователи были убеждены, что для блага России достаточно переносить к нам в точной копии всё иностранное. Благоговение к чужеземному и печальное незнание своего русского сказалось и во взглядах Комитета образования флота, не решившегося уничтожить или ослабить в нашем флоте бесчеловечное наказание линьками. Причиной этому была та же подражательность английским морским порядкам, где матроса, захваченного на службу вербовкой, по большей части обманом, необходимо было держать как арестанта, не отпуская на берег и поддерживая дисциплину исключительно жестокими наказаниями, которые для русского матроса были совершенно излишними.

Убеждение в преимуществах английского матроса перед нашим в матросском ремесле было развито в такой степени, что при снаряжении первой кругосветной экспедиции находились те, кто советовал нанять для неё английских матросов. Они полагали, что русские для такого отдалённого и долгого плавания годны не будут. «Англичанин привык бродяжничать по морям, а наш затоскует по земле, по Отечеству», — говорили они.

Но Крузенштерн оставался при своём мнении. Ему ещё предстояло доказать, что русские моряки смогут все трудности превозмочь и даже превзойти иностранцев.