Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном

Смерть Пола практически не отразилась на производительности предприятия. Уильям теперь выполнял работу дяди, а также добрую половину своих прежних обязанностей. Часть его конторской работы отошла к Неду, а остальное распределили между собой Радж, Крейс и другие мастера. Кроме того, Уильям отобрал нескольких работников помоложе — надежных, толковых, инициативных — и дал им возможность себя проявить. Было непросто выкроить время для того, чтобы подтянуть их до нужного уровня, но овчинка стоила выделки. Через полгода, а то и месяца через четыре, его усилия должны были принести плоды в виде новых специалистов, способных взять на себя важную часть работы. А кто, кроме него, мог их как следует обучить? Одновременно он уволил нескольких лодырей и халтурщиков. Если Страуд так остро нуждается в кадрах, пусть подбирает то, что он сам забраковал и выбросил…

В любое время дня он был доступен всем желавшим к нему обратиться. Люди должны сознавать, что на корабле есть капитан и он крепко держит штурвал. Его уверенность должна передаваться подчиненным. И он старался все время быть на виду. Он шел туда, где в его присутствии возникала потребность. Он отвечал на любые вопросы: простые и сложные, банальные и хитроумные. Он общался с мастерами, клерками, ткачами, стригальщиками, сукновалами, красильщиками, грузчиками и прядильщицами. Он никогда не забывал кивком поприветствовать Немого Грега и ободряюще хлопнуть по крупу трудягу-ослика, если эта парочка попадалась ему на пути. Все должны знать, что фабрика находится в надежных руках.

И лишь когда под вечер фабричный шум стихал, для него наступало время бумажной работы: проверки счетов, подведения баланса, написания писем. Покончив с этим, Уильям переходил к личным финансам своего дяди, которыми тоже пришлось заниматься ему. Он из своего кармана рассчитался с мелкими долгами Пола, позаботился о том, чтобы за миссис Лейн сохранилось место экономки, регулярно платил садовнику, обсуждал разные вопросы с управляющим банком.

— Как долго это будет продолжаться? — спросила Роза в конце недели, на протяжении которой Уильям работал по семнадцать часов в день. — Так ты себя вконец заморишь.

— Еще пять недель, — предсказал он.

— Правда? Именно так, ни больше ни меньше?

Уильям кивнул. У него все было рассчитано.

Но к тому времени, когда этот пятинедельный период завершился, уже созрели новые планы и проекты.

18

Человек, слезший с лошади посреди фабричного двора, являл собой весьма занятное зрелище: иноземный наряд вкупе с растерянным взглядом. Из окна своего кабинета Уильям видел, как приезжий подзывает одного из грузчиков и о чем-то его спрашивает.

«Он даже не помнит, как пройти в контору», — подумал Уильям.

Спустя пару минут Чарльз объявился в дверях.

— Когда я получил твое письмо… Я приехал быстро, как только смог. Но слишком поздно, конечно же…

Уильям, как положено, выразил соболезнования; Чарльз их принял соответствующим образом.

— Полагаю, мои соболезнования в твой адрес будут уместны ничуть не менее, — сказал Чарльз. — Многие годы ты был во всех смыслах ближе к своему дяде, чем я был когда-либо к моему отцу.

Это было сказано без обиды или досады — просто констатация факта.

Уильям предложил кузену стул, но тот не спешил садиться. Высокий, осанистый и склонный к полноте, он явно не перегружал себя физическими упражнениями — из таковых, подумалось Уильяму, для него подходил разве что подъем на какой-нибудь живописный холм, чтобы оттуда любоваться пейзажем. Когда Уильям раскрыл перед ним бухгалтерскую книгу и стал описывать состояние дел на семейном предприятии, Чарльз и пальцем не прикоснулся к страницам, спрятав за спину свои мягкие белые руки. Правда, он слегка склонился над столом — но не настолько, чтобы это можно было принять за действительное проявление интереса. А Уильям тыкал в цифры пальцем — заскорузлым, с въевшейся грязью — и в самых общих словах разъяснял, что было сделано и что делается сейчас для успешной работы фабрики.

— Да, — сказал Чарльз. — Я понимаю.

Он не сумел произнести это с должной уверенностью. Взгляд его беспомощно скользил по столбикам цифр и спискам заказов, и, хотя Уильям старательно избегал технических подробностей и терминов, было ясно, что для Чарльза это все — темный лес.

— Вообще-то, — сказал он, — у меня остались кое-какие дела и обязательства в Венеции…

Это смахивало на начало отрепетированной фразы, которую он многократно повторял про себя на пути из Италии. Должно быть, когда он трясся в вагоне поезда, ехал верхом или плыл на пароходе, эти магические слова, долженствующие избавить его от всех проблем, казались ему вполне убедительными. Но сейчас, озвучив их в помещении фабричной конторы, Чарльз и сам почувствовал, насколько они здесь неуместны.

Кузены посмотрели друг на друга.

— Ты не обязан жить в Уиттингфорде, если ты этого не хочешь, — сказал Уильям. — Все под контролем. Я могу держать тебя в курсе дел, регулярно отправляя письма в Италию или куда-нибудь еще. Тебе нет нужды переворачивать свою жизнь с ног на голову.

— Однако же… Если тебя самого это устроит…